Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
Машина притормозила, не доезжая коттеджа с синей надписью «тридцать два». В это время у калитки появился отец Эли, посмотрел по сторонам, передёрнул худыми руками и вышел на улицу, болтая полиэтиленовым пакетом в руках. Эля нырнула вниз, прижавшись лицом к ногам Дамира, явно прячась.
– Ты говорила – не нужно отпрашиваться, – нахмурился Дамир.
Если она обманула, а она могла, уже тогда он это понял, ему следует поговорить с отцом. Каким бы он ни был – он отец Элеоноры, и надо бы, надо отнестись к нему с уважением… Хотя бы обезопасить Элю. Трудно представить, что бы ожидало дочерей Арслана Файзулина, не явись они ночевать.
– Отпрашиваться не нужно, скажу – на работе была. А на вопросы отвечать не хочу.
–Ты уверена?
– Конечно! Есть охота… Пойдём? – она махнула головой в сторону дома. – Я тебя накормлю, хочешь? Правда, мяса нет, – она задумалась. – Ты же, наверное, свинину не ешь, – она дождалась утвердительного кивка. Хотя, не так уж и придерживался Дамир традиций, у друзей-не-мусульман запросто мог съесть сало с чесноком или кусок свиного шашлыка. Просто не приучен с детства. Нет пищевой привычки, так же он не смог проникнуться фастфудом, все виды гамбургеров казались ему солёной ватой. – Картошки пожарю, на растительном масле. Будешь?
– Буду, – засиял Дамир.
Во-первых, есть действительно хотелось. Пока Эля молчала, голода он не чувствовал, а потом в животе заурчало, молодой организм напомнил – не только мыслями о сексе едином жив мужчина. Во-вторых, до ужаса умилила поморочка, озадаченная тем, что татарин - мусульманин не должен есть свинину. Вообще-то, когда Дамир рассказывал о своей семье, она смотрела с подозрением, не веря, будто ей книжку читают, причём более глупую, чем Золушка. Русо-рыжий татарин, ничуть не похожий на Чингисхана, вызывал в ней недоверие, но уважение к национальным и религиозным традициям она проявила.
В доме ничего не изменилось, прибавилась грязная посуда на столе, которую быстро, извиняясь, убрала Эля, оттащив за фанерную перегородку. Потом она споро чистила картошку, кидала её на сковороду, принесла тарелки, малосольные огурцы, не забыв похвастаться, что сама солила – первый раз, но получилось вкусно. Дамир откусил, сморщился от соли и количества укропа, но с радостью согласился – вкусно. Не делать же замечание, в следующий раз намекнёт. А чуть позже они ели, и, кажется, за всю двадцатишестилетнюю сытую жизнь Дамира Файзулина, он не едал ничего вкуснее, чем тот картофель, нарезанный ломтиками, присыпанный зелёный луком, и малосольные огурцы, от ядрёного рассола которых сводило зубы.
Глава 16
Дамир. Прошлое. Поволжье
Эля перегнулась через стол. Дамир невольно опустил взгляд ниже шеи, уткнулся в соблазнительную ложбинку, не в силах отвести глаза в сторону.
– У тебя лук, – тонкий пальчик коснулся верхней губы Дамира, едва надавливая. Парень нервно сглотнул, не в силах терпеть мучительное прикосновение. В глазах потемнело, дыхание спёрло, кислород стремительно покидал молодой, взбесившийся организм.
– Подойди ко мне, – задыхаясь, проговорил Дамир, потянув за руку, обведя большим пальцем косточку на запястье. Эля обогнула стол, обтерев юбкой клеёнчатую скатерть, он и не подумал отпустить девушку, дать ей возможность выдернуть руку. Он дёрнул бы Элю через стол, сметая прочь приборы и оставшиеся недоеденные ядрёные огурцы.
– Эля, Эля, что же ты делаешь? – посетовал Дамир тихо, но она всё равно услышала.
– Что я делаю? – она недоумённо
Дамир впечатал в себя девушку, резко дёрнув, обхватил рукой за талию, прижал к себе с такой силой, что едва ли она могла дышать, другой рукой обхватил затылок, утапливая пальцы в мягких волосах, пахнущих чем-то горьковатым и родным, знакомым, будто всю жизнь он знал этот запах, чуял его повсеместно.
Эля шлёпнулась на колено Дамира, он удержал её от неловкого падения, зажал ноги своими – не вырваться, и тут же прижался своими губами к её рту. Точка невозврата была пройдена, пролетела со скоростью света, оставаясь далеко за пределами реальности Дамира. Целоваться Эля не умела, она даже попыталась вырваться, глядя в глаза Дамира, настолько близко, что он потерялся в васильковых всполохах и закрылся от них веками. Невозможно. Нереально. Удушающе. Навсегда.
Только ослабив поцелуй, перейдя на ласкающие, лёгкие движения, Дамир почувствовал отклик, а потом и руки в своих волосах, дразнящие движения пальцев, путающиеся и путающие мысли, чувства, дыхание.
И он помнил, всё помнил. Возраст Эли, так не соответствующий её глупым суждениям. Видел, всё видел. Неопытность, скованность, испуг. Понимал, всё понимал. Что рано, что надо подождать, что не здесь, не сейчас, не после бессонной ночи и чёртовых огурцов, которыми до сих пор пахнет его дыхание. И отправил всё в джаханнам*.
Одним движением он поднял Элю на руки, подхватив под коленями, встал и сделал несколько шагов в сторону «зала». Там уложил девушку на кровать, проигнорировав жалобный скрип расшатанной от времени металлической сетки, и лёг рядом, невольно накатываясь на девичье тело. Руки уже пустились в путешествие, оглаживали ноги от щиколоток до внутренней стороны колена, тем самым заставляя согнуть, отставить в стороны.
Скользил рукой по внутренней стороне бедра, до края крохотного белья, прикрывающего только самое сокровенное. Быстро нашёл застёжку юбки и так же мгновенно справился с пуговичками на кофте, распахивая воланы. Лифчик на Эле был в цвет трусам, с такими же кружевными вставками, сквозь которые проглядывали бледные соски. Одно движение, девичий вскрик, и лишний кусок тряпки с крючками на спине отлетел в сторону, вслед отправились остатки сдержанности Дамира.
Он пробовал остановиться, где-то на краю сознания мелькала истеричная мысль: «Ну не так же, не так!», но грёбаная сетка, прогнутый матрас, не рассчитанный на вес двоих, запечатал, вмуровал Дамира в Элю. Она была под ним, обнажённая, перепуганная, прекрасная, с всполохами шальной решимости, страсти, женственности, пробившейся сквозь васильковый взгляд.
К шайтану! Всё и вся к шайтану! С трудом он протиснул руку между телами, дёргая за молнию джинсов, Эля помогла расправиться с ремнём, суетливо дёргая за пряжку, нервно и тяжело дыша в перерывах между судорожными, жадными поцелуями.
– Больно? Больно будет? – спросила она в панике, цепляясь за голые мужские плечи. – Скажи, что не будет.
– Не будет, конечно, нет,–- обманул Дамир.
Было, ей было больно, едва заметно, но было. Он видел это, ощущал всем своим существом, собственной шкурой, как и то, что Эля не была девственницей. В восемнадцать лет она не была девственницей! Не была девственницей! Шах, мат, удар под дых, по яйцам, в душу.