Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
– Мам, – невольно пробурчала Серафима, стаскивая яркий шарф. – Жарко.
– Это в помещении жарко, а на улице ветер.
– Всё равно жарко.
– Заболеешь, – Эля потуже затянула шарф и взяла ладошку недовольно пыхтящей дочки. Прямо ёжик, посмотри на неё!
– Ты чаще болеешь, – Серафима вздохнула и выразительно посмотрела на маму.
– Я взрослая, мне болеть можно.
– И ночью работать тоже можно?
– И ночью работать.
– Хорошо быть взрослой…
– Ещё бы, – задорно улыбнулась Эля. Сплошные преимущества, что ни говори. Хочешь – днём работай, хочешь – ночью.
Пока добрались домой, Эля промокла, кажется, до трусов.
Маршрутка идёт по основным улицам, в многочисленные переулочки, закуточки и проулки, из которых, кажется, и состоит та часть города, где Эля снимала жильё, маршрутчики не сворачивают. Тесно, узко, не разъехаться. А то и вовсе дорога прерывается крутой лестницей вверх или вниз. Эля жила здесь с лета и всё ещё путалась в названиях и топографии, ругаясь на себя – неужели не могла найти городишко посимпатичнее… чтобы улицы прямые и снег зимой?..
Первым делом бросила стирать, сушиться промокшее, закуталась в спортивный костюм с начёсом, в такой же запихала сопротивляющуюся Серафиму.
– Жарко же! Жарко, – топала ногами дочка.
– Серафима, ты же не хочешь заболеть?! – строго спросила Эля, хотя на строгость уже не хватало никаких сил, а нужно ещё приготовить ужин и обед на завтра, и домашнее задание сделать. Детский садик, а уже домашнее задание!
– Не заболею, – со слезами прокричала Серафима, стаскивая тёплую толстовку. В итоге сошлись на фланелевой рубашечке. Господи, какой упрямицей иногда бывала дочка.
Вечер прошёл обыкновенно: приготовила еду, развесила бельё на промозглой веранде. Она снимала частный дом, вернее – половину дома. Старенький, деревянный, покосившийся, он не производил впечатление жилого, но внутри было уютно: две комнаты, кухня, прихожая-коридор, совмещённый санузел, главное – в доме, и даже стиральная машина. Пристроена просторная веранда, не отапливаемая, и окна кое-где выбиты, зато удобно сушить бельё, а летом прятаться от душного, обжигающего солнца. В этом месяце хозяйка обещала застеклить дырки – будет совсем отлично.
Во дворе стояла беседка, такая же кособокая, как и дом, рядом примостилась собачья будка, а двор покрывал навес, пряча от дождя и снега, так что в дом грязь не неслась. В общем, своим жилищем Эля была довольна, далековато от центра и моря, зато и от толп отдыхающих летом. Она всего-то половину летнего сезона провела на юге, а уже успела устать от галдящих, подвыпивших, обгоревших и заодно обнаглевших людей.
Потом ужинали, благо с аппетитом у Серафимы проблем не было, не капризничала. Потом писали прописи, вернее, дочка писала, а Эля следила, чтобы все палочки, чёрточки и крючочки были прописаны. После ванны Серафима попросила сказку, но уснула до того, как мама открыла книжку.
Эля перенесла дочку на детский диванчик – купила в прошлом месяце, хозяйский диван жёсткий, с торчащими пружинами, – а сама устроилась на этом самом диване, подложив под низ ватное одеяло и закутавшись в ещё одно – не так впиваются пружины. Впрочем, она так уставала, что торчи там хоть кинжалы – не почувствовала
Глава 21
Эля. Прошлое. Поволжье
В то время Эля думала, что сошла с ума, что происходящее ей снится, чудится. Ничем другим объяснить творившееся вокруг неё и с ней она не могла.
Дамир Файзулин ворвался в её жизнь настолько стремительно, что ни подумать, ни предугадать последующие события она не смогла, да и умела ли она тогда, в восемнадцать лет, думать? Он казался ей самым удивительным человеком, какого она встречала в своей коротенькой и не насыщенной событиями жизнью.
Какой опыт был у Элеоноры Александровой? Она родилась на Волге, первые два года жила в той самой Поповке, только ничего об этом не помнила. А потом мама увезла её на север, к себе на родину, в Архангельскую область, там девочка и выросла, на преданиях и сказках поморов.
Закончила школу с горем пополам – умом Эля не вышла, да и в кого бы ей умной быть? Мама, едва закончив ПТУ, выскочила замуж за матроса тралового флота, а у того тоже десять классов за плечами, если не меньше, Эля не спрашивала отца. Почти все подружки Эли после девятого класса уехали в город, в колледж, а у мамы таких денег отродясь не было. И за обучение заплати, и за проживание, а найдёт малолетняя девчонка работу в городе или нет, когда и на взрослых рабочих мест не хватает – вопрос открытый. Так что она осталась в родной деревне, еле-еле вытянула минимальные баллы по ЕГЭ и сразу же рванула к отцу, в Поповку.
Правду сказать, отца она почти не знала. Когда была маленькая, он письма писал, а потом открытки стал присылать на новый год и день рождения. Правда, на день рождения всегда в разное время – то в апреле пришлёт, то в январе, но Эля не обижалась, а бережно складывала в папку и прятала в ящике комода, выделенном ей для школьных нужд. Всё-таки, хоть такой, а папка. Родной. Не череда отчимов, один другого краше…
Поповка находилась рядом с областным городом, там училищ – видимо-невидимо, даже за общагу платить не пришлось бы. Отец Эле не обрадовался, но и не ругался. Приехала и приехала – живи. Эля и жила. Подала документы в медицинский колледж, решила, что специальность медицинской сестры прибыльная, всегда на кусок хлеба заработает, а конкурс был такой смешной, что сомневаться в поступлении не приходилось. И сразу устроилась работать санитаркой в больницу. Зарплата так себе, не густая, зато работа официальная, по трудовой, да и с практикой потом полегче будет. А ещё родители пациентов нет-нет, да и подкидывали деньжат, чтобы Эля присмотрела за ребёнком, пока тот один на отделении лежит.
По большому счёту Элеонора была довольна своей новой жизнью. Считала, что перед ней открылись новые горизонты.
А новые горизонты открыл парень, встретившийся ей случайно, по дороге домой. Тогда Эля даже в судьбу поверила, а потом и в любовь. А как не поверить? Смена была не её, в тот день она поменялась с напарницей, ещё и на утреннюю электричку умудрилась опоздать, добиралась обеденной. Одним словом, оказалась там, где её быть не должно было.
И вот! Дамир. Ох, каким удивительным он показался Эле. Взрослым, уверенным, красивым. Высокий, широкоплечий, улыбчивый, в дорогой одежде и на огромной машине, тоже дорогой. Нет, Эля вовсе не разбиралась в брендах, трендах моды, но фирменную вещь всегда видно, а уж машину – тем более. Он словно сошёл с рекламного стенда, со страниц журнала, спрыгнул с баннера в интернете, в светлой футболке-поло – Эля только потом узнала название «поло», – джинсах и кедах Конверс – вот их-то она знала.