Горькая правда. Преступность ОУН-УПА (исповедь украинца)
Шрифт:
Несколько слов о стиле, о манере написания этого труда. Поскольку его тема касается меня лично, как украинца, я не могу писать ее как бы сбоку. Тем более, с марта 1946 года (почему именно с этого времени — напишу позже) я ходил будто бы оплеванный. Я знал свой народ, знал свою ближайшую семью, знал волынское село, знал также Надднепрянщину. И узнав из абсолютно достоверных уст о преступлениях украинцев, с того времени у меня нет покоя. Вот почему принятая к публикации версия этой книги часто написана от первого лица. Кроме объективных данных, утверждений, я хочу излить в этом труде свою боль, хочу откровенно сказать: мне стыдно за то, что среди моего народа появилась фашистского типа, тоталитарная, расистская организация — ОУН, которая поставила себе цель построить империалистическую Украину и которая породила УПА и другие милитаристские соединения, которые совершили преступление народоубийства.
Используемая для публикации,
Зло запоминается больше, чем добро. Следует ли удивляться полякам, что у них сложился именно такой, осторожно говоря — негативный стереотип украинца? Считаю, что им нельзя удивляться. Поляки и украинцы последних 75 лет, это — Западная Украина, то есть Волынь, частично Полесье и Галичина. Даже те поляки, которые жили до войны в Западной Украине, не знали или почти ничего не знали о действительной жизни украинцев к востоку от Збруча. Что же говорить о поляках из центральных и западных земель Польши? Польско-украинские отношения формировались именно там, в Западной Украине. Украинцы же из так называемой подсоветской Украины мало знали о поляках, даже о тех, которые жили на так называемых Кресах. И им нечего удивляться — они переживали искусственный голод, насильственную коллективизацию, раскулачивание, массовый террор ежовщины-бериевщины. О том, что происходило в Западной Украине с 1943 года, вся Польша узнала от тех поляков, которым удалось убежать от бандеровцев. Это они, которые уцелели, еще во время войны, и после нее, распространившись по всей Польше, несли весть об украинцах как о головорезах, насильниках, убийцах, грабителях. Говорили: украинцы убили, украинцы сожгли, украинцы ограбили. Говорили: украинцы, хотя имели в виду — бандеровцев, различных националистов под знаком ОУН. Потому что до войны сожительство украинцев и поляков складывалось нормально: друг с другом роднились, становились кумовьями, иногда ссорились, но не потому, что тот поляк, а тот украинец, а так, как и все люди между собой. Национальность не играла какой-либо роли.
И вот, начиная с 1943 года, поляки, которые жили в Западной Украине, несли по всей Польше весть об украинцах как о головорезах. Поляки из центральных земель Польши не имели повода чтобы не верить своим землякам. Верили, отождествляя мордовавших с украинцами. Следовательно, и со мной. А мне от этого больно. Больно вот уже скоро 50 лет. И дети мои, которые учились в Польше в украинском лицее в Легнице, также переживали обиду по этому поводу, потому что они украинцы. Однако повторяю: полякам я не удивляюсь. То есть обычным людям. Потому что, слава Богу, за редким исключением, польские авторы, которые пишут на тему польско-украинских отношений с 1943 года, не обобщают, они пишут: украинские националисты либо бандеровцы, либо украинские фашисты и тому подобное. Хвала им за это.
Хотя я по обстоятельствам и был вынужден скрывать свою национальность на протяжении десяти лет (с 1946 по 1956 годы), однако, я всегда был украинцем, я всегда думал по-украински. Я не стесняюсь ни своего украинского происхождения, ни того, что Елена, моя прабабушка по отцу, была крепостной, я не стесняюсь также Хмельничины, Колиивщины или Гайдамачины. Некоторые польские авторы видят первопричину массовых убийств в тех исторических временах. А это — обидно для украинцев. Это — достаточно-таки мелкое виденье событий. Это — результат незнания сути ОУН как организации, сформированной на тоталитарной идеологии исключительности украинцев. Некоторые евреи даже Тараса Шевченко обвиняют в апологии насилия, неправильно объясняя его "Гайдамаков". Эти события, хотя и в самом деле жестокие, не имеют ничего общего с украинским национальным характером. Тогда украинцы были поставлены в экстремальные условия, поставлены, в конечном итоге, не только самими поляками или евреями, но и такими украинцами, как Ярема Вишневецкий, пути походов которого изобиловали сваями, на которые натыкали украинских крестьян. Нельзя от доведенного до отчаяния человека требовать контролируемого поведения. Тем более нельзя требовать контролируемого поведения от масс. Пусть об этом скажут свое слово психологи. Хмельничина, Гайдамачина, Колиивщина —
Такой ситуации не было с украинской стороны перед и во время последней мировой войны. Точнее — не было такой угрозы с польской стороны. Такая угроза существовала, но со стороны гитлеровской машины.
Так вот возвращаюсь к тому, что я не стесняюсь своего украинско-крестьянского происхождения, хотя мой отец был интеллигентом в первом поколении, а мой дед с бабкой, мои дяди и тети трудились в поте лица с самого рассвета до заката. И я их никоим образом не стесняюсь. Не стеснялся я их никогда после войны, потому что никто из моей семьи не принимал участия ни в УПА, ни в схожих с ней организациях.
Я не стесняюсь также тех украинцев из степной зоны Украины, которые (а среди них я жил некоторое время), гнули шеи в колхозах и совхозах, собирали кизяки (коровье дерьмо), чтобы было, чем топить, чтобы что-то сварить и обогреть зимой дом.
Я не стесняюсь тех украинцев-полищуков, которые всю свою жизнь перед войной проходили босиком или в лаптях, с ними же на плечах ходили на богомолье в Почаев, а шли неделю туда и неделю назад.
Напротив, я горжусь тем, что мои предки — вольнолюбивые казаки, что среди моего народа триста-четыреста лет назад почти все, в том числе и крестьяне, умели читать и писать, даже женщины, что было эвенементом во всей Европе. Я горжусь трудолюбием моего народа, из которого вышли Григорий Сковорода — босоногий философ, Тарас Шевченко — рожденный крепостным; целая плеяда ученых, которые усилили сначала МоМКСУ, впоследствии Петербург. Я горжусь своим народом таким, каким он является, потому что я — его частица.
Но мне стыдно за то, как поступили мои земляки во время войны. Мне стыдно за тех, кто вел евреев на казнь. Стыдно за действия УПА, стыдно за ОУН, которая виновна в смерти поляков, евреев, россиян, украинцев. Я скажу словами В. Коротича, что мне стыдно за людей, которые из национальности делают профессию. Мое украинство должно соединять, в частности, с поляками, нашими соседями, а не противопоставлять меня другим.
Я готов был молчать о преступности ОУН и преступлениях УПА, я хотел об этом забыть, надеясь, что вместе со смертью тех, кто организовал преступления, кто принимал участие в них, перестанет существовать проблема. У меня была надежда, что молодое поколение украинцев и поляков будет жить в согласии, в мире. А между тем… Те из старого поколения не только не ведут к согласию, но и делают из преступлений предмет геройства.
Мне могут сказать: не гадь в своем гнезде, не пятнай свой народ! Тогда я отвечу: Не народ свой гажу, не пятнаю его, а очищаю от той скверны, которую навлекла ОУН-УПА.
Потому что выходит, что: все украинцы убийцы? Какие же они фактически? В подсоветской Украине жило около 30 миллионов украинцев. Их большевики мучили, морили голодом, русифицировали, истязали по тюрьмам, депортировали, отбирали у них тяжелым трудом приобретенное имущество. Но, тем не менее, они, когда наступила война, когда Украину оккупировали гитлеровские войска, когда казалось и "время отплаты наступило", как пелось в "Интернационале", они, эти 30 миллионов украинцев, не резали, не убивали большевиков, россиян, не убивали партапаратчиков, комиссаров. Не вспоминая уже о простых людях, среди которых также было много поляков. И поляки, мордуемые упырями, убегали за Збруч, на Житомирщину, убегали к украинцам, которые их там перепрятывали, охраняли.
Поэтому дело ли в украинцах?
А националисты? Сколько смертей причинили поляки украинцам в межвоенный период? Проф. Ярослав Пеленский в упомянутом уже интервью говорит, что во время пацификации некоторых галицких сел в 1930 году замучено 9 или 19 украинцев. Разница является результатом нечеткой записи в документах. И вот еще что: каким украинцам между войнами жилось хуже — тем, под большевиками или тем под Польшей? Помним и такое, что хотя и была Береза Картузская, но она была не только для украинцев-националистов. В этом концлагере никто не умер, никого в нем не замучили, хотя и сильно мучили. Но не только украинских националистов. И еще вспомним: Когда началась война 1939 года — польская власть выпустила на волю всех узников, в том числе и политических, в том числе и Степана Бандеру. И еще вспомним в связи с этим — что сделали большевики с узниками, отступая перед немецкой армией? Так что нужно спросить поляков, также спросить: то, что началось на Волыни осенью 1942 года и разгорелось весной и летом 1943 года, что распространилось в 1944 году на Галичину, а окончилось только после окончательного прихода большевиков, где-то в 1947 году, — это дело национального характера украинцев? Или это дело природы украинцев? Является ли это результатом преступной идеологии ОУН? Потому что, смотрите, белорусы: они также жили под Польшей и жили еще беднее, чем украинцы. То почему же у них не возникла какая-то БПА? Почему же они не мордовали поляков?