Горькая вода
Шрифт:
В очередной раз подстрелив зайца, Фабиан надёжно спрятал тушку в охотничью сумку и собирался отнести на кухню. Мириам возникла перед ним, будто вырвавшийся из-за облака лучик. Она ткнула в ягдташ пальцем, подозрительно уставилась на брата и спросила, кого-то он там прячет. Фабиан неохотно открыл сумку и позволил заглянуть внутрь. Он опасался, что она снова начнёт рыдать, но Мириам бережно извлекла убитое животное, прижала к груди и отнесла в дальнюю часть сада, чтобы похоронить под розовым кустом. Позже, зайдя на кухню, он обнаружил названую сестру у клетки с амадином. Она стояла на коленях на низком табурете и, поставив локти на подоконник, подпирала кулаками щеки. Как завороженная слушала раздражающий птичий
– Красивый, правда, Мири?
– Очень, – благоговейно прошептала она.
– Жаль только повар пустит его в пирог, – с наигранной скорбью вздохнул Фабиан.
– Как? – в наивных глазах появились слёзы.
– Закатают в тесто и сунут в печь, дорогая сестрица.
Мириам забралась с ногами на табурет и потянулась к задвижке. Удалось не с первого раза, пришлось встать на цыпочки. В результате табурет покачнулся, и она свалилась, больно ударившись о каменный пол. Но дверца открылась, и амадин вылетел в распахнутое окно. Мириам сидела на полу, потирая ушибленный бок. Она смотрела на опустевшую клетку и улыбалась, в то время как по щекам катились крупные слёзы.
– Он улетел к своей семье и теперь будет жить на свободе, – счастливо сообщила она.
– Да, пока кто-то другой не поймает и снова не посадит в клетку, – бросил Фабиан, покидая кухню.
На мгновение он устыдился своего поступка. Птицу вовсе не собирались подать на ужин – уж слишком мелкая. Просто его раздражал мерзкий клёкот. Мириам наверняка влетит за то, что выпустила амадина. Ей всегда попадало за нелепые проделки и частенько по его вине. Но она никогда не ябедничала и не обижалась, какими бы жестокими не были выходки брата.
Когда Мириам стукнуло шесть, Фабиан поставил ей на голову яблоко и плотно сомкнув веки, выстрелил. Она не шелохнулась, оставалась там, где велели. Глаза широко распахнулись, когда стрела попала в цель и сбила с макушки плод, забрызгав волосы липким соком. Мириам подобрала пробитое яблоко и подала Фабиану, взирая преданным взглядом. Точно охотничья собака, принёсшая хозяину подстреленную дичь.
– Не испугалась? – он вгляделся в детское лицо, пытаясь угадать мысли и чувства.
Она покачала головой и беззаботно улыбнулась, хлопая ресницами. Доверчивая и кроткая, как всегда.
Фабиан нередко покидал стены замка, когда его обитатели погружались в послеобеденную дрёму. Он использовал сеть подземных ходов, чтобы ускользать и возвращаться, когда вздумается. В очередной раз на побег сподвигло свидания с красавицей из ближайшей деревни. В предвкушении жарких объятий опытной и не по годам взрослой Суэло кровь юноши бурлила, и в планы не входило возиться с малолетней сестрой. Мириам поймала его в часовне в тот момент, когда он собирался уже юркнуть в узкий лаз. Она вцепилась в рукав и умоляла забрать с собой. Фабиану нестерпимо захотелось влепить ей затрещину, но страдальческий девичий взгляд заставил сдержаться. Он подал руку и потащил сестру за собой. Естественно, о любовных утехах пришлось забыть.
В лесу Мириам походила на пичугу, которую отпустили на волю. Фабиан едва не потерял её, а когда обнаружил, намеревался устроить выволочку. Мириам скрылась в зарослях орешника и гладила сидевшую на плече белку.
– Вот ты где! Я ищу тебя по всему лесу.
Девочка обернулась, бельчонок перескочил с её плеча на высокое дерево и устремился к самой кроне.
– Я больше не буду убегать, честно-честно, – она воззрилась на брата виновато и бесхитростно. – А ты возьмешь меня с собой снова?
– Поглядим, – буркнул Фабиан.
Потом не раз он уводил её в лес. Перед этим они тайком пробирались на кухню, прихватить что-нибудь съестное. Мириам повадилась кормить белок. Зверьки совершенно её не боялись: ели с рук, позволяли себя гладить, однажды аж принесли большую
Мириам воображала себя лесной принцессой, танцуя между деревьев в легком атласном платье, подобранным к глазам – цвета ясного неба. Ветер играл с волосами, подбрасывая, как осеннюю листву, такую же огненно-рыжую. Фабиан радовался вместе с ней и дивился – как мало надо для счастья.
На девятый день рождения сестры, зная, как та цветы любит, Фабиан подарил букет колокольчиков. Мириам воткнула их в землю и поливала, в надежде, что те пустят корни, но они засохли. Фабиан застал её склонившуюся над поникшими стебельками. Она сидела на корточках и горько вздыхала.
– Что ты так расстроилась? Хочешь, я подарю тебе сотню колокольчиков?
Она яростно замотала головой.
– Тогда, они тоже умрут.
– Пошли.
Он схватил её за руки и потащил за ворота. Вывел на поляну, где кивая яркими лепестками колыхалось целое море цветов. Он наблюдал, как она носится будто пчела от одного к другому, и сердце наполнялось странной радостью. Его всегда поражали и пугали чувства, что пробуждала в нём названая сестра. Отчасти поэтому он не давал им прорости, предпочитая прятать за чёрствостью.
В шестнадцатилетнем возрасте Фабиана отправили на службу. Дамиан расстарался и нашёл двоюродному племяннику «тёплое» место при дворе. Провожая, Мириам протянула на ладони серый невзрачный камень с желто-розовыми вкраплениями.
– О, Мири. Я не могу принять столь ценный подарок, – насмешливо произнес Фабиан.
– Возьми, отдашь, когда вернешься, – простодушно ответила она, быстро обняла и убежала, чтобы забиться в укромный угол и вдоволь поплакать.
После его отъезда, Мириам почувствовала себя по-настоящему одинокой. Фабиан был для неё персональным солнцем: иногда раскаленным, палящим и безжалостным, иногда весёлым, приветливым и ласковым. Парень унаследовал от сепа Л'Амидайо золотые волосы, красивые аристократические черты и гипнотический стальной взгляд, что делало его ослепительным в любом обществе. Несомненно, он придётся ко двору куда бы его не занесло. Адалина мечтала, что в столице он сможет найти достойную девушку с хорошей родословной и богатым приданным. Гаэль снисходительно смотрел на жену и никак не комментировал. На Мириам такие разговоры действовали угнетающе, ей всего-то и хотелось, чтобы брат скорее вернулся домой.
Всё чаще она сбегала в лес, который стал настоящей отдушиной. Мириам приходила сюда, чтобы побыть наедине с собой. Вековые дубы прятали надежней любой крепости; пологие камни, служили ступенями и помогали забраться в самые потаенные уголки; мох мягким ковром расстилался под ногами. Лес служил ей убежищем, чертогом; живой – он манил её, звал.
Солнце и Горькая вода
Мириам украдкой покинула замок и отправилась бродить вдоль высоких крепостных стен. Она собирала поздние цветы, когда услышала приближающийся топот копыт. Девушка обернулась и заметила несущегося по дороге всадника, что гнал взмыленного рысака, поднимая облака пыли. Подъезжая к мосту, конь перешёл на рысь. Должно быть, гонец. Возможно, везёт вести от Фабиана. Тот писал родителям, правда, нечасто, да и не посвящали Мириам в подробности этих писем. Лишь говорили, что всё у него хорошо. Но даже скупые новости грели сердце. Это лучше, чем неизвестность. Хотя с каждым днём надежда вновь увидеть его угасала. Ложась по вечерам в постель Мириам мысленно в мельчайших подробностях рисовала его черты, насмешливый взгляд и хитрую улыбку. Ей становилось страшно, что однажды не вспомнит лица брата. Те счастливые минуты, что они проводили вдвоём, были единственным светлым пятном её существования.