Горькие плоды смерти
Шрифт:
– Кстати, вы упомянули про воду со льдом. Один стакан со льдом, второй безо льда. Их трудно перепутать, не так ли? – спросила Хейверс.
– И это тоже, – согласился ее собеседник. – В комнате также был найден опрокинутый стакан, хотя я не уверен, что это для нас важно.
– Почему?
– Будь в нем азид натрия, кто-то другой мог контактировать с ядом. Однако в Кембридже после смерти Клэр Эббот никто не заболел, что дает основание предполагать, что она проглотила всю смертельную дозу.
В комнату с мобильником Рори в руках вошел Уинстон Нката. Линли поднял голову
– Все звонки и текстовые сообщения, похоже, не запаролены, – сообщил напарник Барбары. – Есть и фотки. На последних одиннадцати эта ваша Эббот и прорва людей в саду. Похоже, что пьют шампанское и чай.
С этими словами Уинстон передал мобильник инспектору. Тот сначала просмотрел снимки, а затем передал телефон Барбаре.
– Вы наверняка кого-то уже видели раньше. Узнаете кого-нибудь? – спросил он у нее.
Девушка вгляделась в фотографии. Все они были сделаны на какой-то церемонии возле ручья на склоне холма на фоне сельской местности.
– По-моему, это Дорсет, – сказала она. – Адрес второго дома Клэр – Шафтсбери. Именно туда я отправила почтой футболку.
На одном из снимков держала речь женщина с цепью мэра города на шее. На другом была Клэр Эббот, тоже выступающая с речью. Следующий снимок – Клэр снимает покрывало с мемориального камня. Рядом с нею – Каролина Голдейкер. Следующий – Каролина обнимает Клэр. А теперь Клэр обнимает какой-то малосимпатичный мужчина, лысоватый, с брюшком и в очках в золотой оправе. Затем крупный план мемориального камня с бронзовой табличкой. Мемориал, сразу же поняла Барбара.
«Уильям Голдейкер», – написано на табличке. Под именем – какие-то стихотворные строчки и даты жизни и смерти. Хейверс мысленно произвела подсчет.
Когда этот человек умер, ему было двадцать шесть лет.
Должно быть, это сын Каролины, решила сержант и сообщила Линли, что, помимо Эббот, узнала на снимках лишь Каролину Голдейкер. Затем, похоже, Рори вручила мобильник кому-то другому, чтобы сфотографироваться вместе с Клэр. Это был какой-то другой сад – сад самой писательницы? – где люди пили шампанское и чай с сандвичами, о чем только что упомянул Уинстон Нката.
Узнав Рори, Барбара поделилась своими мыслями с Линли:
– Похоже, что фотки были сделаны летом. На открытии какого-то мемориала. А поскольку мемориал посвящен сыну миссис Голдейкер, она, стало быть, живет где-то неподалеку.
– И?.. – непонимающе вскинул брови инспектор.
– Она их общая знакомая, – произнес Нката. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, в типичной для себя манере, сложив руки на груди.
– Вероятно, Рори виделась с нею за день до того, как я нашла ее в квартире, – добавила Барбара. – Она оставила мне сообщение. Я перезвонила ей, сообщила о результатах вскрытия и предложила встретиться. А она перезвонила, вернее, тоже оставила сообщение. Она только что вернулась с заупокойной службы по Клэр, сказала она, где, как я понимаю, виделась с Каролиной Голдейкер.
– То есть обе женщины получили дозу яда, пообщавшись с Каролиной Голдейкер, – заметил Уинстон.
– Давайте не будем гнать лошадей, – сухо заметил
– Может, мне разыскать ее? – предложила Хейверс.
– Начните с телефонного звонка, – ответил Томас. – Если она в Шафтсбери, сходите к ней вдвоем.
– Но, сэр, может, для Уинни имело бы больший смысл… – попыталась возразить девушка.
Линли укоризненно посмотрел на нее. Барбара называла это «Тот Самый Взгляд». Она обиженно надулась.
– Я позвоню, – проворчала сержант. – Собирай манатки, Уинни. Похоже, в Дорсете нас ждет веселое времечко.
Чтобы следить за ходом утренней выпечки, Алистер Маккеррон был вынужден спать в два захода – ночью и днем. Не успел он стряхнуть с себя дневной сон и принять душ, как на него набросилась Каролина. Алистер был занят тем, что рассматривал себя в большое зеркало в ванной комнате. Если честно, мужчина был не в восторге от того, что видел, – он явно растерял былую форму.
Алистер и в молодости не был красавцем, однако во время жизни в Лондоне хотя бы пытался поддерживать форму, катаясь на велосипеде или на байдарке по Темзе. Все это ушло, когда у него появилась Каролина и двое ее мальчишек. Долгие годы их присутствие в его жизни было для Маккеррона куда важнее, чем ежедневная забота о собственном теле.
После знакомства с миссис Голдейкер он отказался от любого тщеславия, возложив на себя заботу о ней и о ее сыновьях, жертвах ее неудачного первого брака. Единственное, за чем Алистер следил, так это за своими редкими вьющимися волосами, подкрашивая их, чтобы не было видно седины. Он делал это раз в месяц, и это был его маленький секрет.
Увы, ворвавшись в ванную, жена застукала его за этим занятием. Баночка с краской для волос, как назло, стояла на полочке перед зеркалом. К его счастью, Каролина не заметила ее.
Не заметила она и того, что он был в чем мать родила, что даже к лучшему, поскольку пузо уже было невозможно скрыть, втягивая его. И даже когда Шэрон ласково говорила ему «не бери в голову, Алистер», это служило слабым утешением. Шэрон говорила, что он нравится ей таким, как есть, и доказывала это своей удивительной изобретательностью в постели. За ее внешностью серой мышки таилось богатое воображение. Это все потому, говорила его любимая, что она его любит. «Любовь заставляет нас дарить радость тому, кого любишь, – заявила она. – Или для тебя это в новинку?»
Резонный вопрос. Маккеррон знал ответ на него прежде, чем она закончила говорить. Когда-то Каролина была настроена радовать его, а он – ее. Потом все изменилось, и хотя они какое-то время продолжали заниматься этим раз в неделю, а затем – в течение нескольких лет – раз в месяц, главное их внимание теперь было сосредоточено на ее сыновьях. Причем из них двоих больше всего внимания получал Уильям.
«Для меня главное – Уилл. Я так переживаю за Уилла». Эти слова стали похоронным колоколом их страсти. Такое случается, говорил себе Алистер. Однако это еще не конец любви.