Горький дым костров
Шрифт:
Сон на снегу
Это произошло 28 декабря 1943 года — тот день Андрей Дмитриевич Проценко запомнил навсегда.
Накануне он вместе с Фризеном поехал в розвальнях в одну из ближайших деревень партизанского края получать продовольственные наряды у руководящей тройки, которую возглавлял секретарь местного райкома партии. Был заведен твердый порядок: партизанские отряды и группы, базировавшиеся на территории района, не имели права самостоятельно реквизировать продовольственные запасы у населения для своих нужд — лишь
В райкоме посланцев партизанской группы встретили по-братски. И нарядами на продовольствие снабдили, и валенками с тулупами, так необходимыми наблюдателям в условиях зимы, и даже чрезвычайно дефицитным по тем временам спиртом. А потом, когда со всеми хозяйственными делами было покончено, предложили… помыться в бане.
Это было великолепно! Долгие месяцы в лесу, в тесных, грязных, закопченных землянках, днем и ночью в одежде — и баня! Самая настоящая домашняя деревенская русская баня с огромным котлом кипящей воды, с каменкой, с духовитыми березовыми вениками!
Они оба парились чуть ли не до потери сознания. А потом, когда наконец далеко за полночь, изнеможенные, совершенно без сил, выползли из бани, их ждал еще один сюрприз: настоящий довоенный ужин. Тарелки, вилки, стаканы — мать честная! Они уже позабыли о существовании подобных вещей.
На следующий день, 28 декабря, едва только забрезжил рассвет, выехали на базу группы в тяжело груженных санях. Ехали в прекрасном настроении. Без конца шутили, веселились, подзадоривали друг друга, вспоминая вчерашнюю баню.
И на опушке леса нарвались на засаду! Чуть было не просмотрели: притаившиеся фашисты лежали в маскхалатах.
Хорошо еще, что у кого-то в засаде сдали нервы и он раньше времени нажал на спусковой крючок автомата. Затрещали выстрелы, пули просвистели высоко над их головами.
Пришлось бросить и коня, и розвальни, и позарез нужные тулупы с валенками и спасаться бегством. Скатились кубарем под косогор, побежали низом по оврагу. Затем, увидев протоптанную тропинку, свернули на нее.
Были сзади и стрельба, и крики: «Хальт! Хальт!» Но далеко в лес преследователи углубляться не стали. То ли побоялись, то ли догнать не смогли и потеряли из виду.
Через какое-то время тропинка вывела на лысый холмик. За ним мирно вился дымок — чье-то жилище, пасечника или лесного обходчика.
Они, уверенные, что ушли от преследования, стали быстро подниматься в гору. Но тут на тропинке неожиданно появилась бабка, державшая у груди малого внучонка, и отчаянно замахала свободной рукой: не ходите сюда!
Сразу же раздался картавый голос:
— Матка! Эй, матка! Куда шла? Давай здесь! — и громкий смех.
Фашисты!
Руководитель группы и Фризен бухнулись в снег и, не сговариваясь, поползли по-пластунски в сторону от тропинки. Главное — укрыться негде, место совершенно голое. Лишь поближе к вершинке метель намела невысокие гряды.
Пришлось залечь за ними.
Двое фашистских солдат с ведрами в руках прошли по тропинке. Впереди плелась бабка, показывала, видно, где вода.
Вернулись обратно с полными ведрами. Пошли снова. Потянуло запахом жареного сала. Плакал ребенок. Солдаты смеялись, пели крикливую песню про какую-то Эрику.
По-видимому, расположились они здесь надолго. Уйти было невозможно. Фашисты расхаживали группами, курили, бегали за водой к речке, дурачились, гоняясь друг за другом.
Просто удивительно, что их так и не обнаружили.
Руководитель группы лежал, сжав в застывшей руке «ТТ». Он рассказывал потом, что всю свою жизнь перебрал за эти мучительно долгие часы. Родню вспомнил, с каждым мысленно попрощался.
И тут заметил, что у лежавшего за ним политрука закрыты глаза, Сразу забеспокоился. Что с ним? Не попала ли ненароком шальная пуля?
Окликнул едва слышным шепотом:
— Э! — и тихонько толкнул валенком в плечо. Тот открыл глаза, посмотрел удивленно:
— Что такое?
— Ничего, ничего!..
Слава богу, жив!
Они уползли с пригорка в овраг лишь с наступлением темноты. Чуть ли не полсуток пролежали без движения на снегу, под самым носом у фашистов.
По дороге на базу, едва придя в себя от пережитого, Андрей Дмитриевич спросил:
— Ты, Иван Иванович, уж не спал ли там, на снегу, когда я тебя окликнул?
— Ну что вы! — хмыкнул Фризен. — Холодно очень, никак было не уснуть. Так, подремывал малость.
— Да-а… — руководитель группы удивленно крутнул головой. — Сон у тебя, видать, хороший.
— Вообще-то не жалуюсь… — и признался: — Ночью после бани очень хотелось как следует выспаться, но из-за затянувшегося угощения не пришлось. Неудобно ведь выйти из-за стола и завалиться на койку — еще обидишь гостеприимных хозяев.
Свои и чужие
С тех пор руководитель группы стал все чаще поручать своему политруку проведение боевых операций. Он знал: срывов или нежелательных отклонений от намеченного плана Иван Иванович не допустит. На него можно смело положиться.
А дел с каждым новым днем становилось все больше и больше.
В январе сорок третьего Красная Армия перешла в наступление под Ленинградом. Затем последовали мощные удары по противнику у Старой Руссы и Невеля.
Эти районы находились в непосредственной близости зоны действия отряда. Одного только сбора разведывательных сведений стало теперь недостаточно. Для того чтобы помочь наступающим войскам, партизаны развернули свое «малое наступление» — широкую диверсионную деятельность.