Горький обман

Акваа К.

В его словах звучит горькая нотка, но Ремо говорит как ни в чем не бывало.

— К двадцати годам я сидела в своей квартире и пыталась создать эскизы для своей первой коллекции. Я знала, чем хочу заниматься, и хотела сделать это своей карьерой. Я находила покой в том, что создавала их, сшивала вместе и видела, как мои замыслы воплощаются в жизнь. — Я тоже предлагаю ему частичку себя.

Он хмыкает, его глаза следят за мной.

— Вот почему жизнь поместила тебя в идеальное место, чтобы держать меня в тонусе, когда все вокруг

рушится, чтобы поддерживать меня, когда я собираюсь все разрушить, и чтобы поддерживать меня в здравом уме, когда я собираюсь потерять рассудок.

Он мягко убирает прядь волос с моего лба. Затем он нежно проводит пальцем по раковине моего уха. Кожа там горит под его прикосновением.

— Если это не жизнь, которая говорит тебе, что ты моя, то я не знаю, как еще это объяснить.

Моя грудь расширяется от его слов, а в голове срабатывает сигнал тревоги. Я падаю и не пытаюсь спастись от этого.

Я постоянно смотрю на Ремо, пока обрабатываю его раны — на груди, животе и руке, а затем наношу прозрачную мазь на лицо, где остались синяки. Интересно, как он выглядел после боя?

Его рельефная грудь на виду, черные шорты в обтяжку, когда он наносил удары противнику с такой силой и скоростью, что они опрокидывались навзничь, а из разбитого при ударе носа текла кровь.

В животе что-то горячее, и я не могу перестать думать.

Ремо дерется.

Его большое твердое тело снимает напряжение, нанося удары и ломая людей своей силой.

И сейчас он выглядит аккуратно, собранно, на его костюме не видно ни пылинки. Ему около тридцати.

Так много вопросов, но я их сдерживаю.

— Готово, — объявляю я, разворачиваясь и укладывая вещи обратно в коробку. Пока я это делаю, Ремо делает шаг ближе и прижимает меня к стойке. Я смотрю на него через зеркало и вижу, что он ухмыляется.

Он наклоняется, чтобы его лицо оказалось рядом с моим ухом, а его рука путешествует по моему животу, забирается под рубашку и обхватывает мою талию сбоку. Я вдыхаю воздух, а в животе порхают бабочки.

— Спасибо, любимая. — Он крадет у меня быстрый поцелуй и спешит уйти.

Только когда я понимаю, что он ушел, я могу нормально дышать. Я резко вдыхаю, пытаясь отдышаться, потому что я задыхаюсь. Он был вокруг меня, его мужественный запах, его сильное тело, покрывающее мое собственное.

Ремо был боксером.

А сейчас он — генеральный директор итальянской винной империи своего деда.

Собравшись с мыслями, я выбираю сверкающий розовый корсет, сочетая его с белыми брюками и розовыми туфлями на каблуках с кружевными бантиками. Я завязываю волосы нежно-розовым бантом в прическу, наполовину поднятую, наполовину опущенную.

Будем надеяться, что тональный крем и консилер скроют мое усталое состояние.

Улыбаясь себе в зеркале, я делаю снимок, на котором целую себя в камеру, а затем выкладываю его в свои социальные сети.

Я выгляжу мило.

Улыбаясь, я спускаюсь вниз, где, как

я знаю, на кухне будет Ремо.

Я замираю на месте, как только мои шаги раздаются в дверном проеме.

Белая рубашка Ремо расстегнута, несмотря на пиджак, а галстук лежит на столе.

— Ремо, почему твоя рубашка не застегнута? — Я бросаю сумку на стойку и сажусь рядом с ним за тарелку с французскими тостами. У меня пересохло во рту от работы Изабеллы. Расплавленный крем, крошки "Бискофф" и сироп выглядят восхитительно.

Когда он не отвечает, я смотрю на него. Его глаза расширены и устремлены на меня. Он выглядит пораженным, как будто что-то заморозило его в этом состоянии.

Я машу перед ним рукой.

Он моргает.

— Я не могу, — бормочет он, несколько растерянный.

— Позволь мне сделать это за тебя. Ты мог бы сказать мне. Посмотри, какой ты упрямый. Вставай. — Я встаю с табурета, и он следует за мной.

Я начинаю застегивать его рубашку, а потом провожу рукой по пуговицам, чтобы проверить, не пропустила ли я какую-нибудь. Убедившись в этом, я беру с прилавка его галстук. Я поднимаюсь на цыпочки и завязываю галстук петлей, затем опускаюсь на ноги и завязываю узел.

Я концентрируюсь, чтобы сделать это правильно. Закончив, я улыбаюсь, гордясь тем, как хорошо у меня получилось.

— Вот так. Видишь? Это не заняло так много времени…

Ремо прижимается своими губами к моим, но на этот раз удивление длится всего мгновение, прежде чем я целую его в ответ.

Запустив руки в его волосы, я притягиваю его ближе к себе, и Ремо вздыхает, используя это в своих интересах, и просовывает свой язык в мой рот. Пробует меня на вкус. Его язык скользит по моему так, что я чувствую его по всему телу.

Его рука прижимается к моей спине, и я оказываюсь прижатой к нему.

Он целует меня глубже. Я хочу запечатлеть этот момент в своей памяти, чтобы смаковать и знать, что мое сердце принадлежит только ему.

Мы оба задыхаемся, когда отстраняемся друг от друга.

— Зачем ты меня поцеловал? Ремо, ты должен прекратить это делать.

Я показываю на него пальцем, но чем больше я говорю, тем больше его ухмылка превращается в улыбку. Его глаза загораются, как будто случилось что-то смешное, как будто что-то, над чем стоит улыбнуться.

— Это чтобы сказать тебе, что я, черт возьми, не могу дышать без тебя, что это, — он указывает на пространство между нами, — навсегда. Твои улыбки для меня как кислород. Твои глаза — единственная причина, по которой бьется мое сердце. Я бы покинул этот мир, если бы хоть кто-то тронул хоть один волосок на твоей голове.

Его признание приводит меня в восторг, сердце замирает в горле, а внутри меня разливается тепло.

— Никогда не переставай улыбаться, Аврора.

С пылающими щеками я разворачиваюсь и выбегаю из дома. Его слабый смешок следует за мной. Я еду на работу с самой большой улыбкой на лице.