Горький сентябрь

Дмитриев Николай Николаевич

Услыхав, что открытых ран нет, лейтенант, обрадовавшись, даже попробовал шевельнуться, но ничего толком не вышло, и он, снова обратив внимание на мыршавую лошадёнку, спросил:

– Этот-то скакун откуда?

– Да колхозный воз взяли, чтоб вас везти, – кивнул на телегу сержант и пояснил: – Мы к упряжкам побежали, а их нет. Мы туда-сюда, а селяне говорят, как немецкие танки наскочили, наши и погнали кто куда…

– Ясно… – Командир батареи прикрыл глаза, а сержант выждал и, понимая, что расспросы кончились, обратился уже по уставу.

– Товарищ лейтенант,

какие будут приказания?

– Приказания? – переспросил лейтенант и, заставив себя сосредоточиться, после короткого раздумья сказал: – Давай выводи на ту самую дорогу, по которой сюда шли. Там наши части на подходе должны быть. Ты только гляди в оба: у немцев за танками пехота идёт…

Стоявшие рядом бойцы услышали приказание, один из них разобрал вожжи, и послушная коняга тронула воз…

* * *

Эта ночь в штабе Юго-Западного фронта выдалась относительно спокойной. Из-за крайне напряжённой обстановки все офицеры, практически находясь на казарменном положении, работали круглосуточно, выкраивая на короткий отдых лишь несколько часов урывками. Даже во время бомбёжки работа не прерывалась, и многие командиры оставались на своих местах, не спускаясь в подвал здания, оборудованный под бомбоубежище.

Самая большая нагрузка приходилась на оперативный отдел, но как раз сегодня два офицера-направленца – майор Дёмин и капитан Седых – справились с работой на удивление быстро. Вышло так, что донесения с мест поступили в полном объёме и, обработав их, оба командира почти одновременно закончили готовить каждый свою информацию за истекшие сутки.

До утра ещё было время, и Дёмин, заговорщически кивнув капитану на дверь, направился к выходу. Седых немного помедлил, а потом тоже вышел в коридор, где его уже дожидался майор. Как-то так получилось, что оба командира сошлись характерами и зачастую немногое свободное время, оставаясь в штабе, они проводили вместе.

В коридоре царила прямо-таки ночная тишина, если, конечно, не обращать внимания на почти непрерывный стрекот телеграфных аппаратов «Бодо» из помещения связистов. Там полтора десятка девушек-бодисток не отрываясь, стучали по клавишам, передавая срочные приказы и сообщения.

Майор Дёмин прислушался к этой трескотне и вздохнул.

– Как они бедняги не устают?.. Ведь всё печатают и печатают…

Капитан Седых тут же отозвался:

– Так за этим начальник связи самолично следит. У него девчата по графику отдыхают, а то, не дай бог, от переутомления перепутают что…

– Ну да, так и надо… – одобрил действия связиста Дёмин и спросил: – Ну что, пошли в комнату отдыха?

– Не… Разоспимся только, а там соображай спросонья, – возразил Седых. – Давай лучше в буфет, в утра ведь маковой росинки во рту не было…

– Дело говоришь. – И Дёмин, кивнув, первым начал спускаться по лестнице, выводившей прямо в специально выделенную комнату, где постоянно находились то одна, то другая буфетчица.

В эту ночь дежурила Дуся. Плотная, розовощёкая, несколько простоватого вида девушка сидела за стойкой на стуле и, привалившись щекой

к шкафчику, дремала. Услыхав шаги, она встрепенулась и, увидев Седых радостно заулыбалась. Весь штаб был отлично осведомлён, что Дуся неравнодушна к капитану. Вот и сейчас, сорвавшись со стула и наскоро прихорашиваясь, она спросила:

– Что будете?..

– Чаю бы горячего, можно?.. – улыбнулся ей Седых.

– А как же, вон, всё время грею… – И Дуся показала на пузатый, украшенный медалями самовар.

Раньше его в буфете не было, и Седых поинтересовался:

– Откуда такое чудище?

– Так, говорят, от прежних хозяев остался, – ответила Дуся и затараторила: – Вам с бутербродами?.. А ещё у меня и печенье есть… Хотите?..

– Давай всё… – распорядился Седых и отошёл к столику за которым, прикрыв глаза, уже сидел майор Дёмин.

Дуся не заставила себя ждать, и уже через пару минут всё было на столе.

Для начала командиры молча подкрепились бутербродами, а уже потом взялись за чай, который и впрямь оказался горячим. Придерживая левой рукой мельхиоровый подстаканник и помешивая ложечкой, чтобы сахар быстрей растворился, капитан неожиданно пропел вполголоса:

– «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа»…

– Ты чего это распелся? – удивился Дёмин.

– Да так… – вынув из стакана ложечку, грустно протянул Седых. – Последнее время чего-то мысли всякие в голове бродят.

– Ну так поделись. – Майор пригубил и поставил стакан на стол, ожидая, пока чай малость остынет.

– Чем тут поделишься? – вздохнул Седых. – Я вот всё думаю, немцы войну 22 июня начали, а 11 июля они уже к Киевскому обводу подошли. Всего-то за двадцать дней. Это как?

– Ну, так зарвались немцы, – решил ободрить товарища Дёмин. – Они ж думали с ходу взять Киев. Ну и получили. Власов их враз отбросил.

– Я не о том, – покачал головой Седых. – Уверен, Киевский укрепрайон им не по зубам. Если б не некоторые обстоятельства.

– Ты имеешь в виду ту случившуюся поначалу неразбериху, когда наши части порой без приказа отступали, а кое-где, бросив доты, в тыл отошли? – для порядка дунув ещё раз, Дёмин принялся пить чай.

– Вот это-то как раз ясно, – отмахнулся Седых. – Если правде в глаза смотреть, бойцы деморализованы отступлением и стремятся за Днепр. Понимают, что река – преграда надёжная, закрепиться можно.

– Тогда что? – не понял майор.

– А то, что у границы случилось. Ведь там же сколько наших танков было… Это ж такая силища…

– Танки, говоришь? – Дёмин поставил и зачем-то отодвинул стакан. – Вот только на кой ляд их в такие кучи собрали…

– Как зачем? – возразил Седых. – Если целая тысяча танков враз навалится, это ж ого-го! Попробуй такую лавину остановить…

– Вот именно, что о-ого-го… – криво усмехнулся Дёмин. – Ты сам подумай, как такой массой управлять? Да они ж все дороги позабивают, и опять же я про кучи не зря говорю. У одних машин скорость восемьдесят км, а у других едва шестнадцать. Как же они вместе идти могут и на сколько км эта твоя тысяча растянется?