Горький сладкий плен

Жнец Анна

Вот сука!

При мысли о столетиях лжи ярость вытеснила боль, и я смогла отбить атаку Смотрительницы. Гадюка дернулась, как от удара молнией, и со стоном прижала пальцы к вискам.

Дрянь! Убила моего щенка, врала нам с детства, отказывала ситхлифам в сердечных привязанностях, а сама годами держала подле себя любовника, наращивая свою колдовскую мощь благодаря силе его чувств.

Зарычав, я вскинула нож. Ментальная магия заставила мою противницу взвыть от боли и согнуться пополам. Теперь кровь пошла уже из ее носа —

две тонкие алые струйки потекли из ноздрей на губы.

— Мама! — помолодевший Тахир подставил пошатнувшейся ситхлифе плечо.

Мама?

Не любовник, а… сын?

Мысли в голове завертелись с бешеной скоростью.

Сын. Он ее сын.

Так вот почему эта стерва такая могущественная! Нет более сильной и преданной любви, чем любовь к родителям. Она не проходит, не ослабевает со временем, питает постоянно.

Секунда растерянности обошлась мне непозволительно дорого. Пока я в шоке хлопала глазами, моя соперница перехватила контроль. В мозг словно вонзилась длинная раскаленная игла. Пальцы разжались, и нож со звоном упал к моим ногам.

— Триса! Я сейчас! Подожди, я сейчас! — За моей спиной, размахивая мечом, тяжело дышал Э’эрлинг. Песня стали не смолкала ни на секунду, изредка прерываясь чьим-то предсмертным хрипом.

Я рухнула на колени и уперлась ладонями в пол. В моих глазах лопались сосуды.

— Триса! Держись!

Изо всех сил я пыталась защитить свой разум от губительной магии главной ситхлифы, но боль только росла, лишая слуха, зрения, воли. Я задыхалась, истекала кровью, почти теряла сознание.

Эту женщину, напитанную сыновьей любовью, мне было не одолеть. Я поняла это предельно отчетливо.

Но проиграть было нельзя, ведь я сама готовилась стать матерью.

С губ на каменные плиты пола упали две капли крови.

Ради моего будущего ребенка я собрала волю в кулак, отогнала наползающую тьму и, превозмогая боль, рванула вперед.

— Убей его! — закричала я Э’эрлингу, срывая голос до хрипоты. — Убей! Его! Блондина! Сейчас!

У меня самой на это не осталось сил. Все, на что я была способна в своем жалком состоянии, — сбить Смотрительницу с ног, выиграв для любимого несколько драгоценных секунд, чтобы он смог исполнить мой приказ.

Если бы Э’эрлинг медлил, если бы колебался, моя соперница успела бы ему помешать, но он действовал молниеносно.

В воздухе сбоку от меня просвистел нож. Лезвие вошло аккурат меж светлых бровей, и на лице помолодевшего старика навеки застыло выражение растерянного изумления. Едва Тахир обмяк, огненная игла магии покинула мой измученный разум, и боль ушла.

— Нет! — истошно завопила Смотрительница.

Столкнув меня с себя, она бросилась к сыну, к потерянному источнику своей силы.

А я вытерла окровавленный рот рукавом туники и подобрала с пола клинок, который обронила.

Глава 45. Любимый

Глава 45.

Любимый

— Убей его! Убей! Его! Блондина! Сейчас!

Легко сказать: «Сейчас». В этот конкретный момент Э’эрлинг отбивался сразу от двоих противников, но голос Трисы сорвался на такие высокие ноты, в ее крике звенела настолько отчаянная паника, что сработал рефлекс. Э’эрлинг, не задумываясь, выхватил из-за пояса нож и метнул в сторону молодого парня, что маячил за плечом главной ситхлифы. Этот лишний маневр заставил его открыться и пропустить удар.

Мир потонул в ослепительной вспышке боли. На миг звуки исчезли, а картинка утратила ясность, но уже в следующую секунду реальность вернулась и обрушилась на Э’эрлинга волной красок и запахов.

В ноздри ударила резкая вонь: кислый запах пота, медный — крови. Рубашка на боку была вся мокрая и липла к телу.

Сначала он увидел темный распахнутый рот, а следом с запозданием услышал летящий из него воинственный клич. В глазах напротив пылала горячка боя.

Стиснув зубы, Э’эрлинг ринулся навстречу сопернику и насадил его на меч. В лицо брызнула кровь, вырвавшаяся из чужого рта вместе с предсмертным хрипом.

Не успел эльф вытащить лезвие из мертвого тела, как на него бросился второй стражник. Пришлось оставить меч в животе убитого и откатиться в сторону.

Пол колонного зала был усеян трупами. Некоторые из покойников еще сжимали в руках оружие, и Э’эрлинг устремился к одному из них.

Клинок противника уже свистел в воздухе, когда в последний момент эльф выдернул меч из окоченевших пальцев мертвеца и круто развернулся. Сталь с визгом встретила сталь. Эхо подхватило тонкий жалобный звук, похожий на стон лопнувшей струны.

— Нет! — раздался за спиной придушенный женский вопль, но Э’эрлинг не обратил на него внимания, потому что кричала не Триса.

Пыхтя от натуги, он обрушил на соперника поток ударов. С каждым из них соперник отступал, а потом отступать стало некуда: за спиной выросла стена. Тогда-то меч Э’эрлинга его настиг. Эльф рубанул сверху, вложив в удар весь вес своего тела, и кровь хлынула между колец чужой кольчуги. Стражник пошатнулся. С влажным чавканьем меч эльфийского воина вошел ему в живот.

Все было кончено. Последний противник Э’эрлинга лежал на полу в луже крови, и силы начали стремительно таять. Ноги подгибались. В ушах нарастал звенящий гул. Дыхание вырывалось из груди с прерывистым свистом.

Опустив меч — тот вдруг стал неподъемным — Э’эрлинг поискал взглядом Трису. Его любимая выглядела жутко. Вся нижняя половина ее лица была покрыта коркой засохшей крови. Кровь темнела на подбородке, под носом, на внутренних изгибах ушных раковин.

С кинжалом в руке Триса молчаливо наблюдала за своей бывшей хозяйкой. Смотрительница лежала на груди блондина, убитого Э’эрлингом, и содрогалась от рыданий.