Горький ветер
Шрифт:
— Конечно, нет. Но их полным-полно, и они меня осматривают снова и снова. — Потом он вдруг спросил: — Как дела на военных заводах?
— Ужасно, — сказала она. — Вчера я была в Бирмингеме — там делают снаряды. Производительность труда невероятная, и так повсюду, куда бы я ни приехала.
— Вот как! Если нам есть что выбрасывать, мы еще чего-нибудь добьемся.
— Что-нибудь должно произойти? — спросила Бетони. — Большое наступление?
— Ш-ш-ш, — сказал он, улыбаясь. — Откуда я знаю,
Они пили чай в «Трокадеро». Он передал ей через стол свою чашку и украдкой наблюдал, как она наливает чай. В спокойном выражении ее лица было что-то, что удивляло его всякий раз, когда он смотрел на нее. Казалось, она сама не знает, как она улыбается, как выглядит и какая она вообще. Нет, он не ошибся. Он очень хотел ее.
— Бетони, тебе непременно нужно вернуться сегодня в Чепсворт?
— Да. Мне нужно быть в восемь утра в Гридпорте.
— Ох уж эта твоя работа! — сказал он. — Хоть однажды ты могла бы опоздать?
— Нет, Майкл. Боюсь, что нет.
— Ты бы осталась со мной, если была бы свободна?
— Я никогда не бываю свободна больше одного дня.
— Ты просто пытаешься пощадить мои чувства. Очевидно, ответ был бы «нет». — Он отвел взгляд и уставился на сахарницу на столе. — Я хочу, чтобы ты знала, — сказал он медленно, стараясь быть осторожным, — я не пытаюсь заигрывать с каждой женщиной, которая мне встречается.
— Ты имеешь в виду тех, из Йелмингхэма?
— Ты бы просто поразилась, узнав, что нас, офицеров, всегда рады видеть во многих домах. Все это призвано испытать наше моральное состояние. В Гейнесе есть одна знатная леди, которая слишком серьезно относится к своей задаче.
— Ты пытаешься заставить меня ревновать?
— Допивай, — сказал он. — Нам надо поторапливаться, если мы хотим успеть на поезд.
Он доехал с ней на такси до вокзала и всю дорогу непринужденно болтал, пока не подошел ее поезд.
— Передавай привет своим. И не забудь позвонить моей матери: ей просто не терпится узнать тебя получше.
К концу мая его признали годным к службе и приказали присоединиться к своему батальону. У него был суточный отпуск, и в одиннадцать утра в субботу Майкл прибыл в Чепсворт. Позавтракав с матерью, он пошел в Хантлип, но Бетони дома не было. Она уехала по важному делу в Стаффорд, и ее ждали не раньше чем в воскресенье.
— Когда в воскресенье? — спросил Майкл.
— Мы точно не знаем, — ответил Джесс. — Видите ли, она поехала не на поезде, а на специальном автобусе с какими-то важными людьми.
— Я могу ей позвонить?
— Я не думаю, — сказал Джесс, и его синие глаза широко открылись. — Правила!
Майкл оставил записку и вернулся домой. Оставшийся отпуск пролетел незаметно, бесполезно и пусто. Мать пыталась сделать вид, что не замечает его
И в то же самое время ей было приятно видеть его в форме, с тремя звездами на погонах и тремя знаками ранения на рукаве. Она гордилась им, потому что это был ее сын и потому что он одним из первых откликнулся на призыв родины. Она не могла упрекать его за молчаливость и пожаловалась только тогда, когда он не захотел, чтобы она проводила его на станцию.
— Это все из-за той девушки? — спросила мать. — Дочери плотника? Она приедет туда?
— Я не знаю, получила ли она мою записку.
— Если нет, то ты будешь уезжать совсем один.
— Посмотрим, — сказал он. — Я бы лучше попрощался здесь.
— Хорошо, как хочешь. Я буду молиться за тебя, сынок, и постоянно думать о тебе.
— Ладно, — он наклонился и поцеловал мать. — У меня может не быть времени помолиться за себя.
Его поезд отправлялся в девять вечера. Он уже отходил, когда Бетони выбежала на платформу. Она сразу же увидела его и побежала навстречу, пытаясь коснуться его руки, когда он наклонился к ней, высунувшись из окна. Их пальцы на мгновение сплелись, коротко обменявшись теплом и нежностью. Поезд набрал скорость и разделил их. Бетони побежала рядом, Майкл смотрел на нее полным боли взглядом, его губы шевелились, но он не мог произнести ни слова. Ему хотелось открыть дверь и выпрыгнуть. Она становилась все меньше и меньше и, наконец, оказалась на самом краю платформы.
— Майкл, береги себя, береги себя! — кричала она, и он услышал ее за шумом локомотива. — Возвращайся живым! Я буду ждать тебя!
Ночь он провел в Лондоне, где услышал много разговоров о готовящемся наступлении даже среди персонала гостиницы. Он рассказал об этом Морису Тремирну, капитану второго батальона, который тоже остановился в «Кенилворте».
— Даже мальчишка, который чистит сапоги, знает о наступлении. И в газетах полно намеков. Мы вполне можем послать кайзеру телеграмму с точным указанием места и времени!
— В этом-то все и дело! — сказал Тремирн. — По тому шуму, который мы подняли, немцы никогда не поверят, что наступление действительно произойдет, как ты не понимаешь!
Майкл отвернулся, поймав взгляд своего нового денщика. Ловелл был сама осторожность, но его взгляд был весьма выразительным.
Три дня спустя они прибыли в свой батальон в Бетюн. Майкл был рад увидеть знакомых. Шесть месяцев — долгий срок. Он старался не думать о тех, кого не стало. Он старался не считать, сколько их было.