Горький вкус времени
Шрифт:
– Почему?
– Там картинки с раздетыми мужчинами и женщинами, и они делают… – Людовик-Карл умолк, а затем неохотно пояснил:
– Такую книгу неприлично смотреть даме, которая знала мою маму.
– А для тебя прилично? Мальчик пожал плечами.
– Не знаю. – И кивнул в другой конец комнаты на Симона:
– Он говорит, это единственные книги, какие должен читать мужчина.
– Ты ему веришь?
– Не знаю, – повторил Людовик-Карл. – Откуда мне знать, что правда, а что не правда, когда все говорят мне разное?
– Тебе
– Знаешь, они часто бывают веселые. – Из его глаз на короткое время ушло так старившее его выражение взрослой обреченности, и мальчик тоскливо сказал:
– Только я бы хотел, чтобы они иногда разрешали мне видеться с мамой.
– Но ведь она… – Катрин осеклась, потрясенно сообразив, что мальчик говорит о матери как о живой. Людовик-Карл думал, что его мать жива! Катрин с минуту помолчала, затем спросила:
– А где твоя мама?
– В квартире этажом выше с моей сестрой и тетей. – Рука мальчика крепче сжала книгу. – Они говорят: она плохая женщина и я не должен о ней говорить.
Приступ острейшей жалости пронзил Катрин.
– Я не считаю ее плохой и думаю, об этом ты должен сам судить, Людовик-Карл.
– Шарль. Здесь меня называют Шарль.
Катрин улыбнулась.
– Постараюсь запомнить.
– Да, трудно запомнить все, чего от тебя хотят. – Взгляд мальчика снова стал невыразительным и усталым, как у древнего старца. – Мама говорит, нужно все делать как можно лучше, когда делаешь.
Катрин понимала, что слишком задержалась здесь и ей следует возвращаться к компании у очага, однако ей очень не хотелось оставлять мальчика. Людовик-Карл был так страшно одинок.
– Ты любишь цветы?
Мальчик кивнул.
– В Версале у нас были красивые сады, и даже в Тюильри… – Он умолк, а потом его взгляд устремился к лицу Катрин. – Моя мама любит цветы. У нее духи с запахом фиалок.
– У моего кузена в городе есть сад, где растут очень красивые фиалки. Хочешь, я принесу их тебе? Ты мог бы ухаживать за ними и смотреть, как они растут.
Людовик-Карл неуверенно сказал:
– Я ничего не знаю о том, как выращивать цветы.
– Тогда я тебя научу. У меня есть сад, он даже больше, чем сад в Версале, и называется Вазаро, я тебе про него расскажу.
Лицо ребенка осветилось надеждой.
– По-моему, мне бы это понравилось.
– Я знаю, тебе понравится. – Катрин встала. – И я расскажу тебе про моего друга Мишеля. Мишель тебе тоже понравится. Он лишь немного старше тебя и знает все про цветы, духи…
– А он придет сюда навестить меня? Мы могли бы поговорить и поиграть в мяч в… – Неожиданно радость сошла с лица мальчика. – Я забыл. В Тампль никто не должен приходить.
– Зато я буду навещать тебя, – мягко произнесла Катрин. – И по крайней мере могу рассказывать тебе о Мишеле. У меня есть еще подруга, она знала твою маму гораздо лучше, чем я, и тебя тоже. Ее зовут Жюльетта, и мы можем поговорить о ней тоже.
Людовик-Карл кивнул и робко улыбнулся.
– Ты
Слезы жгли ей глаза. И было трудно говорить спокойно.
– Я приду к тебе послезавтра, Людовик-Карл.
– Шарль, – серьезно поправил он. – Просто Шарль.
Катрин отвернулась и подошла к компании, собравшейся у очага.
Она села рядом с мадам Симон, и та небрежно подняла глаза от вязания.
– Вы долго говорили с Шарлем.
Катрин замерла. Неужели ее интерес к мальчику показался подозрительным?
– Он славный мальчик.
Мадам Симон согласилась.
– Все вечно таращат на него глаза и норовят потрогать. Жена пекаря даже предложила мне лишний ломоть хлеба, если я отрежу для нее прядь его волос.
Катрин откинулась на стуле.
– Вы дали ей прядь?
– С какой это стати? – встрепенулась мадам Симон. – Бедняга в неделю остался бы лысым, если бы я раздавала его кудри всем желающим. А потом они гоняются за волосами короля, а Шарль уже просто добрый республиканец. – Женщина посмотрела на мальчика, сидевшего в углу, и ее лицо засияло гордостью и любовью. – Мы хорошо поработали с Шарлем, да будет мне позволено самой так сказать.
Катрин старалась не смотреть на мадам Симон.
– Я вижу, он читает Руссо.
– Республиканская книга. Сама-то я и словечка не пойму, но то, что нравится гражданину Робеспьеру, сгодится и для меня.
– Он не знает, что его мать умерла.
Мадам Симон бросила тревожный взгляд на Катрин.
– Вы ему не сказали?
Катрин покачала головой. Женщина облегченно вздохнула.
– Муж хотел ему рассказать, но я запретила – нет смысла расстраивать Шарля.
– Я обещала принести ему ящик с фиалками. Это ничего?
Мадам Симон пожала плечами.
– Почему бы и нет? Если он сам будет за ними ухаживать. Мне некогда с ними возиться, а муж почти все время смотрит в свой стакан. – Мадам Симон робко улыбнулась Катрин. – Я рада, что вы приехали к Франсуа. Мужчине нужна жена, даже если он думает, что она ему без надобности. – Мадам бросила кислый взгляд на мужа. – И будет просто приятно поговорить еще с одной женщиной.
Катрин просияла.
– Надеюсь, мы станем друзьями. – Она старательно отводила глаза от места, где сидел с книжкой мальчик. – Очень хорошими друзьями.
– Я хочу сделать хоть что-нибудь. – Катрин прижалась к Франсуа, невидящими глазами глядя в темноту. – Бедный ребенок!
– Мы делаем все, что можем.
– Я хочу, чтобы его вывезли отсюда. Дети так беззащитны. Сначала Мишель, а теперь Людовик-Карл. Но Мишель счастлив и свободен. Я хочу, чтобы Людовик-Карл тоже был на свободе.
Франсуа погладил волосы Катрин.
– Скоро.
– Как скоро?
– У меня есть кое-какие мысли. Завтра мне надо поговорить с Жан-Марком, а потом поехать в кафе «Дю Ша». Возможно, к концу следующего месяца мы сумеем освободить его.