Горький запах полыни
Шрифт:
А моя целительница, Маймуна-ханум, оказывается, умела ткать и настоящие ковры. Какая же это кропотливая и требующая огромного терпения работа! На ковер уходил у нее почти целый год. Но зато глаз от него было не оторвать, и ковру этому жить предстояло столетия. В доме Сайдулло висело на стенах даже несколько ковров работы его прабабки. Он говорил, что в случае крайней нужды всегда может продать их за большие деньги. Правда, сейчас с богатыми туристами плохо. Так что лучше до крайней нужды дело не доводить. Со временем Сайдулло нравился мне все больше и больше, особенно его тонкий, ненавязчивый юмор, выдающий доброго и мудрого человека.
Когда погода портилась окончательно
Податливость влажной и приятной для ладони глины постоянно вызывала желание что-нибудь из нее делать. Я вылепил для Дурханый ослика, барашка, двугорбого «велблуда» и даже самолет, который потом забрал себе Ахмад, — мол, это игрушка не для девочки. «А может, она станет стюардессой?» — возразил я Ахмаду. «Кем, кем?» — удивился паренек неслыханному слову. Пришлось потратить много времени, чтобы растолковать, что это такое. Но поверить, что есть женщины, которые ходят внутри летящего самолета и обслуживают пассажиров, Ахмад все-таки не смог. А уж тем более такой женщиной никогда не сможет быть его сестра. Потому, что муж не разрешит ей ходить в небе среди чужих мужчин. Дурханый слушала нас, широко распахнув свои светло-ореховые и подведенные сурьмой глаза. В этот момент она тоже казалась глиной, из которой жизнь может вылепить все что угодно. Если, конечно, будет на то воля Аллаха — милостивого, милосердного.
Видимо, податливость глины и подсказала Господу тот материал, из которого легче всего вылепить даже человека. Можно сказать, что всевышний тоже пошел по пути наименьшего сопротивления. Тем более что и образец не стал долго искать, а просто вылепил по своему образу и подобию. Так какие у него после этого могут быть претензии к человеку? Все наши недостатки — это и его недостатки тоже.
А что такое глина? Это всего лишь бывший камень, что прошел через горнило времени, стал песком, а потом и глиной, чтобы снова в человеческих руках и с помощью воды да огня — первичных стихий — вернуть себе бывшую твердость, горделиво посягающую на вечность. Но что остается от этих претензий? Только груды черепков. Как и от всех претензий вообще.
Копая землю в долине около реки, я тоже натыкался на россыпи самых разнообразных глиняных обломков. Некоторые были даже цветными. Я показывал их Сайдулло. Да, подтверждал он, здесь этого добра хватает, только копни. Раньше он возил их на базар, продавал по дешевке туристам. После этих своих геологических находок, у меня возникла мысль более основательно исследовать этот участок, точно обозначив границы, где попадаются черепки. Хотя там, возможно, могла находиться просто свалка битой посуды.
Я невольно вспомнил о выдающемся открытии Виктора Сарианиди, раскопавшего Тилля-тепе — золотой холм. Жаль, что за время службы я ни разу не попадал в те места. Хотя, когда сказали, что нас посылают в Афганистан, я все-таки надеялся побывать на этом знаменитом холме. Пока
Теперь, говорят, талибы взорвали эти статуи. Так как они против всякого идолопоклонства. Библия тоже против, но талибы гораздо принципиальнее в этом вопросе. Да и сам Мухаммед, завещавший похоронить себя на том месте, где прервутся его дни, высказывался радикально: «Проклят народ, который поклоняется могилам пророков!» Да и классики марксизма тоже высказывались в этом плане: «Меньше бы нас почитали, а больше бы читали!» Но почитать, постоянно примыкая к большинству, гораздо проще, чем самому в чем-нибудь разобраться. Да если бы наш Ленин знал, что его тело превратят в мощи новой религии, то призадумался бы: а стоит ли класть жизнь ради блага тупой и невежественной толпы? Толпа никогда ничего не хочет читать, а только жрать, размножаться и поклоняться идолам, периодически сбрасывая с постаментов одних и тут же водружая других. Сегодня она поклоняется Перуну, завтра Христу, а послезавтра автомобилю и доллару.
Возвращаясь к Мухаммеду, добавлю, что кровать, на которой скончался пророк, отодвинули и на ее месте выкопали могилу с боковой нишей. Ночью туда поместили тело, могилу засыпали и пол в комнате выровняли. Правда, теперь на месте смерти Мухаммеда большая чудесная мечеть. Со временем религиозный смысл выветривается из гробниц и величественных изваяний. Они перестают быть идолами и остаются только памятниками культуры, образцами человеческих свершений.
Перебирая черепки, которые хранил в дальнем углу пещеры, я с грустью думал, что вот еще одна моя юношеская мечта уже никогда не найдет дороги к воплощению. Слава великого археолога меня явно обошла. Пора прощаться с фантазиями, пора прочно врастать в простую и единственную реальность — ту, которая доступна тебе сегодня. Да, Халеб, надо взрослеть. Ведь если трезво взглянуть на то, что с тобой произошло, то можно сказать, что все не так уж плохо.
Вместо желанного погружения в бумажную и призрачную историю, с постоянным и спасительным возвращением в комфортное настоящее, жизнь дала тебе неожиданное и глубокое погружение в абсолютно незнакомую реальность. Погружение рискованное. Но кто как не ты любил пылко повторять на студенческих диспутах, что «жизнь не засчитана, если без риска»! Вот тебе и риск, и засчитанная, подлинная твоя жизнь домашнего раба.
Такое впечатление, что кто-то коварный постоянно прислушивается к нашим словам и дает нам все, о чем мы бездумно говорим, не представляя себе полного текста, из которого вырваны наши просьбы и пожелания. А когда нас вместе с этими словами возвращают на ту же самую страницу, мы готовы на все, чтобы вернуться в привычный мир, из которого нас так неожиданно вырвали.
Но все же, так или иначе, из двадцатого европейского века ты пока успешно добрался до четырнадцатого азиатского. Видимо, в этом путешествии во времени тоже есть какой-то смысл, который, возможно, в скором будущем откроется и самому путешественнику. А может, так и останется сокрытым. В том и другом случае ты примериваешь на себя совсем чужую жизнь. В сущности, твое желание проникнуть в глубины неизведанного, давно исчезнувшего времени исполнено нынче в гораздо большей степени, чем предположить в состоянии юношеской и самоуверенной близорукости.