Горм, сын Хёрдакнута
Шрифт:
Урчание изделия с табличками неуловимо ухудшилось. Странные лучи, исходившие как будто прямо из потолка, заморгали и погасли. Аварйгенератр квохнул, пискнул, и замолк. Выражение благости на лице Кнура сменилось недоумением и печалью. Зал полого холма был теперь освещен теперь только дневным светом, пробивавшимся из частично заваленного землей проема в стене. Горм перешагнул порог двустворчатой двери, и спустился по ступеням вниз.
Когда он вернулся с шлемом, наполовину полным воды, Кнур возился с отломанным рычагом, пытаясь сдвинуть им часть, все еще торчавшую из прорези в стене. Почуяв воду, пес поднял голову, и Горму не составило
– Теперь не опиться бы тебе, пёса. Кнур, ты не знаешь, что произошло с машиной?
– Не могу уверенно сказать, но знаешь, башенные часы надо заводить, гири вверх таскать? У нее, поди, завод тоже кончился…
– А как ее снова завести?
– Не тямлю, – грустно ответил Кнур.
Пес снова встал, подошел к гробу с покойником в доспехах, ткнулся носом в хрустальную крышку, и заскулил. Тонкий и жалобный звук мало соответствовал огромному размеру животного.
– Видно, хозяин его был. У вас еще хоронят покойников с лошадьми, собаками, рабами, и так далее? – спросил Горм.
– Кое-где хоронят.
– Я думаю, может и здесь такое вышло. С одной разницей. Мой меч одолжен у предка. Дохлую лошадь так не одолжишь. То есть, можно, конечно, одолжить, но не очень понятно, зачем – она отправилась в мир мертвых. А пёсик был, как этот меч – и там, и тут, можно его позаимствовать, если сказать правильные слова. Пошли пока, разгребем эту землю, чтоб снова по ремню не лазить, и попробуем лук сделать, пока свет есть…
Когда Горм и Кнур вернулись с будто бы луком – несмотря на непотребный вид, стрела, выпущенная из него, летела саженей на сорок, – пес лежал в изножье гроба, положив голову на лапы, и всем своим видом выражал намерение на этом месте и умереть. Он попил еще воды, но попытки Горма выманить его наружу, даже с использованием драгоценного кусочка сушеной утятины, были безуспешны.
– Ну, в крайнем случае, мы можем его съесть, пока слон поправляется, – прикинул Кнур.
Горм сокрушенно вздохнул.
– Слонов ты уже ел, теперь за собак принялся, чую, я следующий…
– Ты думаешь, я как тот моряк с Энгульсея?
– Какой такой моряк?
– В наш городишко вернулся Лесан – много лет с ушкуйниками ходил. На Грумант, на Туле даже. Он вот что рассказывал. Раз они шли мимо маленького островка, увидели у берега разбитый энгульсейский кнорр… На Энгульсее много чудных вещей с кноррами делают – вторую мачту ставят, бушприт, вместо рулевого весла руль на створе с рулевым колесом. Теперь еще стали водометы ставить – тот же паровой насос, только воду гонит по ходу кнорра. Вода кнорр толкает, гребцов меньше нужно, груза больше…
– Ты про моряка вроде рассказывал?
– А, увидели они разбитый кнорр, пристали к берегу, а на берегу лодка перевернутая, костер, и куча костей. Выходит к ним моряк, плачет, и говорит: «Один я остался, сиротинушка, всех товарищей моих съел, чтобы выжить.» Они ему: «Плохое дело, но понятное. Сколько ж месяцев ты здесь горем мыкаешься?» Он: «Да в третий день Илира шторм наш кнорр на скалы бросил.» А ушкуйники: «Троллиное ты отродье! Сегодня ж седьмой день Илира!»
Горм улыбнулся и покачал головой. Довольный произведенным впечатлением, Кнур вытащил из кошля на поясе морковку, разломил ее пополам, громко откусил от одной половины, и протянул другую Горму. Услышав этот звук, пес встрепенулся и понюхал воздух. Взяв пол-морковки,
– Хочешь еще морковочки, пёса? Пойдем с нами птичек погоняем, морковочки поедим, птичку зажарим, тебе ножки дадим, головку, потрошки, – уговаривал Горм. – На что ты твоему старому хозяину дохлый? А потом вернемся, я тебе обещаю… На кусочек…
Пес думал. Наконец, манимый морковкой, он встал, сделал шаг к проему, другой… перелез через кучу земли и песка и сел перед Гормом в ожидании угощения.
– Как же звать-то тебя, – приговаривал Горм, трепля собачьи уши и прикармливая зверя еще одним кусочком моркови. Он повернул ошейник из серебряных пластин, терявшийся в белой гриве на шее пса. Рядом со вставкой из цепочки, ведшей к кольцу для поводка, виднелись две буквицы Вёрдрагнефы, одна с закорючками для обозначения гласного звука.
– Надо было мне внимательнее слушать Виги… Стольких закорючек я и не помню… Хен? Хоун? Хан?
Пес полувопросительно гавкнул.
– Пойдем, Хан, поможешь нам поймать пару куропаток, или тут гуси еще летали… Дай только скажу слова. Воин древних времен, не знаю твоего имени, я, Горм Хёрдакнутссон, беру этого пса у тебя в долг, и верну его или виру за него в твою могилу, дай только срок. Чудное дело – волшебная белая собака из полого холма, что ведется на морковку… Может, ты еще и говорящий? Хан?
В карих, слегка раскосых глазах зверя, обрамленных густыми белыми ресницами, снова отразилась мысль. Хан тронул передней лапой Гормово колено и оглушительно залаял.
Глава 7
Ладья с опущенной мачтой, уключинами, смазанными тюленьим салом, и веслами, обернутыми размочаленными тряпками, чтоб тише плескали, пряталась за небольшим островом в устье одного из несчитанных фьордов, изрезавших восставший из-под ледников крутой берег западной оконечности Свитьи. Вода во фьорде была гладкой и пронзительно синей – в ней отражалось стиснутое высокими скалистыми берегами небо. По другую сторону от острова, по морю шли небольшие волны.
– Наврал тебе Гуннлауг! Где кнорр, где нарвальи бивни! Третий день здесь стоим, – возмущался Миклот. – Недаром его прозвали «Змеиный язык!»
– «Змеиный язык» его прозвали за то, что кончик языка у него разрезан вдоль. Рубился с кем-то, высунул язык невесть с какой блажи, и получил мечом по языку и по подбородку. Он верно все сказал, просто ветер не по поре слабый, да не туда дует. Кнорр и бакштагом-то идет ни шатко, ни валко, а тут ему вполветра идти надо, – Годлав сплюнул за борт и отхлебнул из меха кислого и изрядно отдававшего козой вина.
– Все, ждем еще день, на следующем рассвете уходим. На островах у доней уже бы двум купцам точно груз облегчили, – Миклот протянул руку к меху.
Годлав оттопырил нижнюю губу и отправил винный мех обратно под лавку.
– На островах у доней, ты бы уже от двух драккаров успел удрать. Если б тебе повезло. Нешто сам не помнишь, как мы проливом ночью шли, без луны, и то этот клятый снеккар с фонарем на щегле [33] чуть нас не приметил, пошли им Погода шквал с ледяной крупой!
33
Щегла – мачта.