Горная весна
Шрифт:
– Я понимаю. Именно в этом направлении я и действовал!
– горячо подхватил Файн.
– Сэр, ничего еще не потеряно! У нас есть возможность восстановить положение.
«Бизон» поднял на Файна глаза - маленькие, водянистые, полные злобной недоверчивости.
– Каким образом? Чем вы сейчас располагаете в Яворе?
– Тремя рядовыми агентами. Два из них - активно действующие. Третий - резервист, изредка выполнявший важные поручения Дзюбы.
При упоминании о Дзюбе «Бизон» изобразил на своем лице страдание:
– Такого человека потеряли! Тридцать лет действовал! Со времен Бенджамина Паркера. И все это благодаря вам, почтеннейший!
«Решил выставить
– Как мог провалиться осторожный, умнейший Кларк? Кто его выдал?
– продолжал с озлоблением «Бизон».
– Пока всего этого не узнаем, мы не можем считать нашу яворскую агентуру в безопасности. Действовать надо чрезвычайно осторожно и только в двух направлениях: искать причину провала и вербовать новых агентов.
Файн повеселел: «Нет, все-таки, кажется, не выгонит».
– Я все это понимаю, сэр, - почтительно сказал он.
– Я уже давно бы действовал, если бы у меня был резидент в Яворе. Предлагаю на ваше утверждение кандидатуру…
– Какое легальное положение у ваших яворских агентов?
– перебил «Бизон».
– «Гомер» - слепой нищий, «Кармен» - жительница цыганской слободки, гадальщица, «Крест» - резервист, заведует…
– Вы сказали «Крест»? Крыж? Любомир Крыж?
– Да, сэр. Во времена Масарика Крыж был учителем немецкого, французского и русского языков. Теперь он продает книги в магазине Укркультторга, а также известен как мастер-любитель, резчик по дереву.
– Помню, помню! Знаю «Креста» лет двадцать, с тех пор когда я еще был адъютантом военного атташе при правительстве Масарика. Между прочим, и свою кличку он получил лично от меня.
Джон Файн понял «Бизона» по-своему и угодливо подсказал:
– «Крест» - отличная замена Дзюбы. Сделаем его резидентом. Дадим ему…
«Бизон» пренебрежительно махнул на Файна рукой:
– Ваши люди сейчас не котируются. Я пошлю в Явор людей из своего резерва. Националистов-боевиков. Уроженцев Закарпатья. Ближайших соратников Бандеры. Помните Дубашевича и Хорунжего?
– Как же, отлично помню! Парни - первый сорт! Как они пойдут, по земле или по воздуху? Через меня или…
«Бизон» снова перебил Файна:
– Это уже не ваше дело, майор. Вам осталось сейчас только раздумывать над тем, что произошло в Яворе. На большее вы не имеете права. Смотрите сюда!
«Бизон» придвинул к себе легкий, на роликах столик с крупномасштабной картой Яворского района, стопкой чистых листов бумаги и мраморным стаканом, полным цветных, остро отточенных карандашей.
– В ночь на четвертое апреля Кларк должен был перебраться через границу верхом на проводнике Грабе, не оставив на пограничной земле своего следа. Так?
– спросил «Бизон».
– Да, сэр.
– Как по-вашему, удалось это Кларку?
– Разумеется. Мой человек наблюдал за переправой, Дублеры, перешедшие границу в ту же ночь, надолго отвлекли внимание пограничников от Кларка, прикрыли его на добрых три часа. За это время он успел выбраться на шоссе, где его ждала…
«Бизон» остановил Файна.
– Вы неисправимый оптимист. Почему вы так уверены, что Кларк не оставил на пограничной земле следов?
– Это же было его главной задачей. Когда мы с Кларком вырабатывали план перехода границы, мы оба считали, что успех будет обеспечен лишь в том случае, если Кларк не оставит своих следов ни на служебной полосе, ни на виноградниках. Нам важно было внушить пограничникам, что границу перешел один Граб и что его как важную персону прикрыли с фланга. И пограничники наверняка преследовали Граба как главного нарушителя, Они
– План правильный. Я его знаю во всех деталях, А как он осуществился? Допустим, что Кларк перешел границу благополучно. На шоссе его и Граба поджидал грузовик Скибана. Так?
Файн кивнул головой.
– Сколько времени машина стояла на дороге? Вероятно, не менее двух часов, если не больше. Значит, на нее могли обратить внимание все, кто проезжал и проходил по этой дороге от восьми до десяти вечера: пастуха колхозники, путевой обходчик, живущий вот в этой будке, пограничный наряд, несущий службу в тылу заставы, так? Конечно, так. Дальше. Кларк, явившись к этой героине с Золотой Звездой, недостаточно искусно разыграл роль влюбленного демобилизованного старшины Ивана Белограя. Дальше. Он мог внушить подозрение крупным выигрышем по прошлогодней облигации и приобретением автомобиля. Дальше. Он мог быть предан своим проводником Грабом, уличен как подставное лицо кем-нибудь из тех, что лично знал Ивана Белограя. И, наконец, советская разведка могла опознать в Иване Белограе того младшего клерка, который служил в период войны в посольстве. Как видите, Файн, уязвимых мест в вашем «прекрасном» плане больше чем достаточно. «Колумбус» провалился, в этом не может быть никаких сомнений. Кстати, как вы думаете, хватило у него воли раздавить ампулу?
Файн пожал плечами:
– Сэр, мне не хочется даже думать о противном. Я уверен…
– Грош цена вашей уверенности после такого провала!
– «Бизон» смерил своего собеседника с ног до головы презрительным взглядом.
– Вы хоть понимаете, как низко теперь упали ваши резидентские акции?
Файн опустил голову.
– Да, сэр, - наконец сказал он.
– Нет, не понимаете. Ваши акции упали так низко, что они уже вообще не котируются.
– «Бизон» встал, взял щипцы и начал подкладывать в камни сухие, звонкие чурки. Атласная кора березы вспыхнула ярким пламенем.
Файн в это время думал: «Все кончено, пропал».
– Вы не поедете больше в Будапешт, - сказал «Бизон», возвратясь в свое кресло.
– Вы скомпрометировали себя и как резидент потеряли для нас всякую ценность.
Притворяться дальше было бесполезно. Файн гордо вскинул подбородок, надменно спросил:
– Это ваше самоличное решение?
«Бизон» понял, за что цеплялся утопающий Файн, и насмешливо подхватил:
– Да, это мое решение. И оно уже утверждено там, наверху. Так что, дорогой майор, вам надеяться не на что. Ваши влиятельные друзья из главного штаба на этот раз оказались бессильными.
Файн молчал. Пятнистая желтизна выступила на его обветренном, густо загорелом лице. Губы, уши и кончик носа бывшего будапештского резидента стали бескровными, лишенными жизни. Глаза потухли. Он долго сидел молча и неподвижно, оглушенный приговором шефа. Распрощаться навсегда с разведкой! Со всесильной разведкой, которая так высоко вознесена, где так хорошо платят, где можно сделать такую блестящую карьеру! Нет, это было бы ужасно, это хуже смерти! Ему глубоко противны обыкновенные профессии, доступные всякому смертному. Он любит только одно: шпионаж. То, что делал он до сих пор, было счастливым уделом лишь избранных, благословенных свыше на особую, тайную жизнь. Изощренная хитрость, жестокость палача, актерство, умение выуживать из людей секретные сведения, убивать и травить неугодных, поливать их грязью лжи и клеветы - вот его грозное оружие, так верно и долго служившее ему. И теперь он вынужден бросить его, уйти от того, к чему призван, без чего не сможет жить. Мыслимое ли это дело?