Горничная
Шрифт:
Я быстро навела в номере чистоту, что нелегко, если не халтурить, но я справилась. Время было к обеду, так что я сочла, что могу сделать небольшой перерыв. Жизель усадила меня перед туалетным столиком в холле перед дверью в ванную и принесла свою косметичку – я отлично знала, как она выглядит, поскольку каждый день приводила в порядок ее содержимое, надевая крышечки на флакончики и тюбики, которые Жизель оставляла открытыми, и раскладывая их обратно по своим местам.
Она закатала рукава пижамы, положила свои теплые руки мне на плечи и внимательно посмотрела на меня в зеркало. Ощущения от прикосновения ее рук к моим
Жизель взяла щетку и принялась расчесывать мои волосы.
– Твои волосы, они как шелк, – сказала она. – Ты их выпрямляешь?
– Нет, – ответила я. – Но я их мою. Регулярно и тщательно. Они довольно чистые.
Жизель захихикала.
– Ну разумеется, – сказала она.
– Вы смеетесь со мной или надо мной? – уточнила я. – Вы же понимаете, это разные вещи.
– О, я понимаю, – отозвалась Жизель. – Я – объект множества шуток. Я смеюсь с тобой, Молли, – сказала она. – Я бы ни за что не стала смеяться над тобой.
– Спасибо, – поблагодарила я ее. – Я очень вам признательна. Консьержи внизу сегодня надо мной смеялись. Они придумали мне новое прозвище. Честно говоря, я не очень его понимаю.
– И как они тебя называли?
– Румба, – ответила я. – Мы с бабушкой раньше любили смотреть «Танцы со звездами», и румба – это очень быстрый парный танец.
Жизель поморщилась.
– Думаю, они имели в виду не танец, Молли. Думаю, они имели в виду «Румбу», робот-пылесос.
И тут до меня наконец дошло. Я уставилась на свои руки, лежащие на коленях, чтобы Жизель не заметила, как на моих глазах выступили слезы. Но это не сработало.
Жизель прекратила расчесывать мои волосы и снова положила руки мне на плечи.
– Молли, не слушай их. Они идиоты.
– Спасибо, – сказала я.
Я неподвижно сидела в кресле, глядя в зеркало на то, как Жизель трудится над моим лицом. Я боялась, что кто-нибудь может войти и увидеть, как я сижу, а Жизель Блэк делает мне макияж. На профессиональных семинарах мистера Сноу ничего не говорилось о том, как вести себя с гостями, которые ставят тебя в такое положение.
– Так, а теперь закрой глаза, – скомандовала Жизель.
Она чем-то вытерла их, потом свежей губкой для макияжа нанесла на мое лицо прохладный тональный крем.
– Скажи, Молли, – спросила она, – ты ведь живешь одна, да? У тебя никого нет?
– Теперь да, – ответила я. – Моя бабушка умерла несколько месяцев назад. До этого мы жили вдвоем.
Она взяла коробочку с пудрой и кисточку и собралась припудрить мое лицо, но я остановила ее.
– Она чистая? – уточнила я. – Я имею в виду кисточку?
Жизель вздохнула:
– Да, Молли. Она чистая. Ты не единственный человек в мире, который дезинфицирует вещи, знаешь ли.
Это меня очень обрадовало, потому что подтвердило то, что я знала в глубине души. Мы с Жизелью такие разные, и все же, в сущности, мы очень похожи.
Она набрала на кисточку немного пудры и принялась водить ею по моему лицу. Ощущения были как от моей метелочки из перьев, только в миниатюре, как будто маленький воробушек кончиком крыла щекотал мои щеки.
– И как тебе живется одной? Тяжело? Господи, я бы, наверное, не смогла долго продержаться. Я никогда не жила самостоятельно.
Это было очень тяжело. Я по-прежнему вслух здоровалась с бабушкой каждый раз, входя в квартиру, хотя и
– Это тяжело. Но со временем приспосабливаешься, – сказала я.
Жизель прекратила пудрить меня и посмотрела в глаза моему отражению в зеркале.
– Я тебе завидую, – произнесла она. – Найти в себе силы жить дальше, иметь мужество быть полностью самостоятельной и не заботиться о том, что думают другие. И иметь возможность просто пройтись по улице так, чтобы на тебя не бросались со всех сторон.
Она понятия не имела о том, какие усилия мне приходилось прикладывать, чтобы выжить. Ни малейшего представления.
– Мне не очень сладко приходится, – сказала я.
– Наверное, но, по крайней мере, ты ни от кого не зависишь. Мы с Чарльзом… Знаешь, со стороны это все выглядит очень гламурно, но иногда… иногда это не так. И его дети ненавидят меня. Они примерно моего возраста, что, соглашусь, довольно странно. А его бывшая жена подозрительно ко мне добра, и это хуже всего. Позавчера она была здесь. Знаешь, что она мне сказала в ту же секунду, как только Чарльз оказался вне пределов слышимости? Она сказала: «Беги от него, пока можешь». И хуже всего то, что она права и я это знаю. Иногда я задаюсь вопросом, правильный ли выбор сделала, понимаешь?
– Вообще-то, очень хорошо понимаю, – сказала я.
В моей собственной жизни тоже был неправильный выбор – Уилбур, и не было дня, чтобы я о нем не пожалела.
Жизель взяла коробочку с тенями.
– Снова закрой глаза. – Я подчинилась, а Жизель принялась наносить на мои веки тени, продолжая говорить. – Несколько лет назад у меня была одна-единственная цель. Мне хотелось влюбиться в богатого мужчину, который позаботился бы обо мне. И я познакомилась с одной девушкой – назовем ее моей наставницей. Она объяснила мне, что к чему. Я стала ходить в правильные места, обзавелась парочкой правильных нарядов. «Ищи и обрящешь», – любила говорить она. Сама она трижды была замужем за тремя разными мужчинами и трижды развелась, отсудив у каждого мужа по половине его состояния. Невероятно, правда? Она обеспечила себе безбедную жизнь до конца своих дней. Дом в Сен-Тропе и еще один в районе Венис-Бич. Жила она одна, с горничной, личным поваром и водителем. И никто не указывал ей, что делать. Никто ею не командовал. Я бы ради такой жизни пошла даже на убийство. А кто не пошел бы?
– Мне уже можно открыть глаза? – спросила я.
– Пока нет. Но совсем скоро уже будет можно.
Она принялась водить по моим векам более тонкой кисточкой, которая казалась более прохладной и нежной.
– По крайней мере, рядом с тобой нет мужчины, который указывал бы тебе, что делать, а сам при этом вел себя как последний лицемер. Чарльз мне изменяет, – сказала она. – Ты в курсе? Стоит мне только взглянуть в сторону другого мужчины, как он устраивает мне сцену ревности, а у самого как минимум две любовницы в двух городах. И это только те, о которых мне известно. Здесь у него тоже есть одна. Когда я узнала, я чуть его не придушила. Он платит папарацци, чтобы правда о нем не стала достоянием публики. А от меня требует полного отчета, куда и зачем я иду, каждый раз, когда я переступаю порог этого номера.