Горняк. Венок Майклу Удомо

Абрахамс Генри Питер

Лэнвуд чувствовал, как в нем растет гордость. Приятно все-таки видеть плоды своих трудов. И еще хорошо, что он никогда не выбрасывает копии писем. Десять лет назад! Сегодня же вечером он заглянет в старые папки.

Удомо замолчал.

— И каковы ваши дальнейшие планы? — спросил Лэнвуд.

— Хочу получить докторскую степень и вернуться домой. Знаете, какое почтение питают у нас к званию «доктор».

— Сколько времени это у вас займет?

— Почти все уже сделано. Диссертация готова. Осталось выполнить кое-какие формальности.

— Прекрасно.

А пока вы здесь, вступайте в нашу группу. Мы, так сказать, «мозговой трест», вокруг нас группируются различные организации африканцев в Англии.

— Потому-то мне так и хотелось увидеть вас, — сказал Удомо.

— Мы соберемся у меня и все обсудим.

Пока Лоис и Джо мазали хлеб маслом и делали сандвичи, Мхенди беспокойно ходил из угла в угол. Мегер крепчал. Он выл и свистел за окном, сотрясая рамы. Мхенди взял нож, попробовал пальцем его острие, затем швырнул обратно на стол и подошел к окну. Он глубоко засунул руки в карманы и стал смотреть на видневшийся кусочек неба. Небо было темное и низкое, казалось, нависшие тучи изнемогают под тяжестью готового просыпаться снега.

Лоис не сводила с него глаз. Он уже минут двадцать как пришел сюда и до сих пор не произнес ни слова. Джо подняла голову, собираясь что-то сказать, но Лоис отрицательно покачала головой.

— Отнеси это в гостиную, Джо.

Она подождала, пока Джо скроется за дверью, затем встала и подошла к Мхенди.

— Что случилось, Дэвид? — Она хотела коснуться его плеча и уже протянула было руку, но тотчас отдернула ее. — Может, я могу помочь?

— Разве что напоить меня до бесчувствия, — с горечью ответил он.

Лоис ждала, что он повернется к ней, но он не отрываясь смотрел в окно. Она подождала еще немного, потом сказала:

— Чай готов. Пошли в комнату.

Лоис вышла, катя перед собой столик на колесиках. Мхенди остался в кухне один. Он так и не повернулся. Глаза его вдруг наполнились слезами. Плечи поникли. Он зажмурился, но слезы все текли и текли из-под сомкнутых век. Потом рывком — даже с яростью — он выпрямился. Достал из кармана носовой платок, но платок был очень грязный, и Мхенди вытер лицо рукавом.

Он повернулся и торопливо прошел в ванную. Открыл холодный кран и ополоснул лицо ледяной водой. Вытерся, взглянул на себя в зеркало. Не мешало бы постричься. Дотронулся до седых висков. «Через год я окончательно побелею, если, конечно, буду жив», — подумал он. С отвращением посмотрел на грязный, весь в пятнах пиджак. А, сойдет — прорех на рубашке не видно, и то ладно. Потянул сморщенный, перекрученный галстук, попробовал разгладить его, но галстук опять свернулся в трубочку.

Рассматривая себя в зеркало, Мхенди попытался вспомнить, каким он был пять лет назад. Потом быстро закрыл глаза и отвернулся. Расправил плечи и не спеша пошел в гостиную.

— Дэвид, — окликнула его Лоис.

И Удомо сразу вспомнил. Ну конечно же! Дэвид Мхенди! Это он возглавил пять

лет назад восстание в Плюралии. Удомо тогда был в Канаде. Он взглянул на Мхенди. Ничего особенного — никогда не скажешь, что это революционный вождь. Внешность самая заурядная. Небольшого роста, одет плохо. «Пожалуй, даже хуже, чем я», — решил Удомо. В общем, печальная фигура.

— Я налила вам, — сказала Лоис.

Мхенди подошел к стеклянной двери, Лоис протянула ему стакан, наполовину наполненный виски, Мхенди сделал большой глоток и сел.

— У Мхенди одна беда, — резко сказал Лэнвуд, — слишком много пьет.

— Так это он стоял во главе восстания в Плюралии! Я только сейчас вспомнил. Читал об этом в Канаде. Черт возьми! Еще немного — и удалось бы!

— И удалось бы, если бы меня слушался, — сказал Лэнвуд.

— Кому еще виски? — спросила Лоис.

— Мне, — ответил Эдибхой и подошел к Джо.

— Как же он оказался здесь? — спросил Удомо.

— В ту ночь, когда была разгромлена освободительная армия, он сумел ускользнуть от врагов, и его переправили сюда морем.

Удомо вспомнил сенсационные заголовки, которыми пестрели газеты того времени. Повстанцы держались почти год. Погибло несколько тысяч. Он повернулся к Лэнвуду.

— Почему же его не высылают на родину?

— Чтобы отдать под суд? Это может послужить сигналом к новому восстанию. Кроме того, найдется немало желающих выступить в Совете наций с неуместными вопросами. Нет! Их гораздо больше устраивает, чтобы он сидел здесь, в эмиграции и спивался у них на глазах.

— Мы должны помочь ему! — воскликнул Удомо.

— И поможем! Время работает на нас. Мир меняется. Крепнут силы наших друзей и союзников… А теперь расскажите мне, как вы устроились. Нашли себе квартиру? Есть ли у вас деньги?

Не сводя глаз с Лоис, разговаривавшей с Мхенди, Удомо ответил:

— Комнату я снял, но она мне не по карману.

Лоис сидела на низеньком табурете рядом с Мхенди в противоположном конце комнаты. Они почти касались друг друга. Он видел, как Лоис взяла руку Мхенди.

«Может быть, они любят друг друга», — подумал Удомо.

— Рассказывайте, Дэвид. Вам станет легче, — сказала Лоис.

Джо и Эдибхой, лежа на ковре, слушали приглушенную музыку. Лэнвуд продолжал говорить. Удомо слушал, не переставая наблюдать за Лоис и Мхенди.

Лэнвуд рассуждал о том, как бесчеловечно относятся империалисты к колониальным народам.

Мхенди осушил третий стакан.

— Я только что получил вести с родины, — сказал он. — Мою жену расстреляли.

— Боже мой! — прошептала Лоис.

— Первые жертвы плана «Поселение А». Власти решили переселить мой народ в пустыню с земель, принадлежавших нам c незапамятных времен. Колонизаторам не нравилось, что мы владеем плодородной землей. Мой дом стоял у подножия горы. Земля там хорошая, краснозем. Слишком хорошая для существ низшей расы…