Горный весенний ветер
Шрифт:
– Отец, дотаку зовут меня. Я не могу спать и есть, пока не отвечу на их зов.
– А кровь откуда? Каори-тян, непоседа! Подойди ко мне.
Она поклонилась. На загорелой мордашке расплылась улыбка – отец не сердился, так, журил по привычке. Тацуо откинул крышку на ящике, вынул изумрудного цвета водоросли с треугольными мелкими листиками на спиралевидном стволе и положил их в горшочек. После этого с помощью кремня развёл небольшой костёр и стал выпаривать влагу из варёси. Каори с нескрываемым восторгом следила за руками отца, которые носились
– Смотри, Каори-тян, если варёси подсушить и растереть, получится лекарство, которым можно остановить кровь. Подожди немножко, сейчас увидишь чудо.
Тацуо измельчил в ладонях водоросли и уставился на коричневато-зелёный порошок. Минут пять ничего не происходило, и Каори даже подумала, что отец смеётся над ней, но вдруг порошок стал ярко-красным. Тогда Тацуо усадил дочку на плоский камень и посыпал рану, которая совсем скоро покрылась бурой корочкой.
Каори было плевать на порез. Она постоянно попадала в переделки: то лоб расшибёт, то коленку. Но вот близость отца, его нежные прикосновения, даже ворчание делали это утро особенным.
– На холм тянет оттого, что у тебя нет друзей. Не с кем пошалить в свободное от работы время, – заключил Тацуо.
– Никто не хочет со мной дружить. Дети говорят, что я странная. А ещё слабая и тощая как палка, – шмыгнула носом Каори.
Старик кивнул на одинокую сосну, растущую вдалеке на возвышенности. Искалеченное ветрами, с кривым узловатым стволом, это дерево вызывало, однако, восхищение у жителей деревни.
– Ты видишь сосну, а я – человека, который, несмотря на все удары судьбы, имеет мужество и силу, чтобы не покориться. Такого человека если и пригнут к земле, с корнем не вырвут. Не верь другим, что ты слабая. Если уж это дерево выстояло, ты – тем более.
– Отец, так вы ведь сами похожи на эту сосну!
– Кто знает… Кто знает… Береги себя, дочка. Я, быть может, скоро умру, как богам будет угодно. Хоть бы успеть выдать тебя замуж, – пробормотал Тацуо, собирая вещи в ящик. – Отец, я же ещё маленькая, – захохотала Каори.
– Пойдём уже, непоседа! Мать, верно, сердится, что ты сбежала.
И они пошли вдоль берега – сгорбленный старик и хрупкая девочка.
– Открывай, Тацуо! Эй, открывай! – Дверь так тряслась от ударов кулаков, что, казалось, ещё чуть-чуть – и стены рухнут.
Каори сидела возле очага и бросала в котелок с варёным просом рубленую зелень и обрезки сушёной рыбы. Она вздрогнула и выронила короткий нож на земляной пол. Умеко, худосочная нервная женщина, кивнула дочери, чтобы та спряталась за деревянной перегородкой. Каори так и сделала, а ещё встала на колени как раз на уровне трещины между рассохшимися досками. Поэтому она увидела, как Тацуо набросил на плечи куртку и отворил дверь. Вошли двое: староста деревни, полный человек с растрёпанным пучком на затылке, и его помощник, однорукий Джуничи.
– Господин староста, что привело вас в такой поздний час? – превозмогая боль в спине, поклонился Тацуо и жестом пригласил
Джуничи пошатнулся и облокотился о дверной косяк. Каори догадалась, что мужчины выпили слишком много вина, от того и глаза их горели нездоровым блеском.
Староста, уперев руки в бока, прокричал каркающим голосом:
– Мы больше не намерены терпеть! Твою дочь вновь видели на холме. Мы предупреждали, что боги разгневаются за её свое волие. Вы знаете, что вчера сгорел дом почтенного Иоши-сан, а сегодня стало известно, что большая часть южного рисового поля уничтожена саранчой. Когда Каори была маленькой, мы закрывали глаза на её выходки. Что взять с ребёнка? Но она уже выросла.
За перегородку пробралась Умеко и, присев рядом, крепко схватила дочь за локоть. Та тихо ойкнула и с обидой взглянула на мать. Тем временем Джуничи икнул и заплетающимся языком заявил:
– Мы просим… Ик… Нет, мы требуем… Ик… Твоя дочь уже взрослая девушка… Ик… Сколько ей? Шестнадцать вёсен?
Староста решил покончить с мучениями своего товарища, поэтому продолжил:
– Мы требуем, чтобы твоя дочь незамедлительно покинула деревню. Тогда, быть может, милость богов снова вернётся к нам.
Каори почувствовала, как мир вокруг покачнулся. Пол пошёл волнами, стены затрепетали, как кусок ткани под порывом ветра. Затылок похолодел, и сердце почему-то застучало в области горла.
Тацуо схватился за голову:
– Господин, Каори-тян ещё совсем юная. Обещаю, что запру её дома, даже за порог больше не выпущу. Это всё её фантазии. Летает в облаках. Сердце у неё доброе, никакого зла она не замышляет.
Староста рубанул рукой воздух:
– Поздно! Наступающей зимой нас ждёт голод. Если твоя дочь уйдёт из деревни, то, возможно, другие поля уцелеют.
Тацуо рухнул на колени, но из-за спазма в мышцах не смог удержаться и повалился на четвереньки:
– Господин староста, господин Джуничи, в самое ближайшее время мы с дочерью отправимся в паломничество к храму Приумножения Добродетелей. Мы принесём все необходимые жертвы и вымолим прощение у богов.
– Ты слишком стар… ик… и болен для такого длительного… ик… путешествия.
– Пусть это будет последнее, что я сделаю в своей жизни! Прошу вас, господин!
Староста, смущённый слезами немощного старика и его горячими мольбами, неуверенно пожал плечами:
– Даю вам два дня на сборы.
Он подхватил Джуничи под мышки и вместе с ним неуклюже выбрался наружу. Когда дверь стукнула, Каори выкатилась из своего укрытия и бросилась к Тацуо:
– Простите меня, отец. Я так виновата перед вами. Только не отказывайтесь от меня. Не бросайте меня! Как же я могу жить без вас?
Она рыдала так сильно, что вскоре почувствовала, как опухло горло. Старик гладил её по спине и будто маленькой приговаривал:
– Всё наладится. Мы пойдём в прекрасный храм. А какие высокие ворота стоят перед ним! Красные и лакированные. Там кругом растёт бамбук и древние криптомерии. Тише, тише, тише…