Город без надежды
Шрифт:
Близость
От его слов вдоль по позвоночнику словно кусочком льда провели. Такая неконтролируемая дрожь. Там, где были его руки, сжимали, проводили, сминали, словно испытывая мою вещественность, словно Кристиан был не до конца уверен, что я не растаю иллюзией, выдержу эти прикосновения, какие-то хаотичные почти... Так странно было ощущать их, беспорядочные, бесконтрольные движения, после тех уверенных и скупых, таких редких моментов физического контакта, лишь по сугубой необходимости. Словно он получил некий допуск, разрешение...
Так утвердить себя в мире, в неопределённости будущего, в жизни. Ответно прикасаться. И, казалось бы, куда уж теснее, сильнее, ближе... Меня потряхивало от волнения и какой-то жадности, когда я вжимала своё тело в его и обнимала так, словно в страхе, что мои руки насильно разомкнут. Так буквально следуя словам Эмбер, мы держались друг за друга, одним этим вытягивая себя из тьмы, одиночества, беспросветности бытия этого города.
В своей одержимости мы совершенно определённо стоили друг друга. И это было правильно.
Наконец всё было правильно.
Он ладонью обхватил мою шею и затылок, запутался пальцами в волосах, легко потянул, заставляя запрокинуть голову. Я выгнулась дугой, балансируя на цыпочках, цепляясь за его плечи.
Теперь уж не могло остаться никаких сомнений: Кристиан действительно целовал меня. Целовал так, что мне с непривычки не доставало дыхания. Его губы поначалу были прохладными после льда и на них ощущалась лёгкая хмельная горечь джина, но уже секунду спустя я перестала ощущать такие нюансы, вконец охмелев от происходящего.
Кухня наполнилась протяжными трелями сработавшего таймера. Кристиан тихо чертыхнулся. Едва отстранился, возвращая мне дыхание, но не выпуская из рук. Медленно выдохнув, прижался поцелуем к виску, и я кожей ощутила движение его губ, когда он улыбнулся.
– Если у тебя там второе пригорает, может, ну его... пускай горит? Завтра вместе приготовим. Или послезавтра...
И я была склонна согласиться с ним, даже при том, что хорошо знала цену еде.
Некоторые вещи определённо требуют завершения. Я была совершенно дезориентирована и поначалу даже не понимала происхождение этого назойливого звука, отвлекающего, мешающего получить нечто необходимое. Хотелось только, чтобы этот звон стих и всё вернулось к секунде до. И я бы, наверное, так и сделала, но, наконец, сквозь ту шальную эйфорию, в которой растворился разум, начали пробиваться возвращающие на землю мысли, зачем я выставила таймер в редкую минуту просветления, не доверяя своей способности трезво соображать в этот вечер.
– Забыл о перевязке?
– Я мягко высвободилась, чтобы отключить сигнал.
Губы и щёки горели, удары сердца отдавались в ушах, как свихнувшийся метроном. Ещё бы руки тряслись в придачу ко всему, и можно было бы даже не прерываться.
Кристиан пробормотал что-то насчёт "не вовремя" и уточнил уже по делу:
– Опять в ванную?
– Нет!
– горячо возразила, даже в слишком ярких подробностях вспомнив залитую кровью ванную. Огляделась и указала на стоящий в смежной
– Садись туда. Я сейчас вернусь.
Если Кристиан и испытывал неловкость, а я подозревала, что что-то да было, он справлялся с этим куда лучше меня. Мне же хватило и мимолётного взгляда в зеркало в ванной комнате, чтобы смириться: можно и не пытаться разыгрывать невозмутимость.
Кристиан за ворот стянул с себя свитер и повернулся правым боком, пока я с посредственным результатом пыталась справиться с волнением и сосредоточиться на актуально-важном. Он вновь наблюдал за мной, не так чтобы украдкой, скорее исподволь, из-под ресниц, и этот взгляд будоражил даже сильней открытого интереса.
Сейчас было многократно сложней влезть в бесполую роль сиделки. Сутки назад отвлекало отрезвляющее воздействие обстановки опасности, необходимость действовать решительно и быстро. Сейчас всё во мне было взбаламучено невероятным объяснением, все чувства вихрились, а Кристиан сегодняшний воспринимался совершенно иначе, нежели вчерашний. Я как никогда остро ощущала его телесность, ещё бы, когда тело продолжает откликаться на призрачные отзвуки его касаний, а губы пылают, словно искусанные.
Он даже не поморщился, пока я справлялась с повязкой, кое-где сбившейся и пропитавшейся кровью. Если по уму, ему бы руку вовсе не тревожить, а не демонстрировать всей Эсперансе свою невредимость и не держать на весу глупых девчонок, даже если у тех подкашиваются ноги.
– Ну как?
– спросил нейтрально, пытаясь что-то разглядеть, без особого, впрочем, любопытства.
– Насколько могу судить, неплохо, - я придерживалась осторожности в оценках, хотя, на мой непрофессиональный взгляд, рана выглядела действительно хорошо. Просто на удивление. Ни малейшего воспаления, отёчности. Если бы я своими руками не перевязывала её меньше суток назад, решила бы, что этому ранению около недели.
Кристиан совершенно не удивился и не выказал уместной здесь радости. Оказывается, он и не сомневался, что всё успешно заживёт и на сей раз.
– Было много переделок, и изо всех я выходил живым. Словно отводило что-то. С некоторых пор я стал верить, что не умру, пока не исполню задуманное.
Я только покачала головой, вертя в руках тюбик с антисептической мазью. Мне не хотелось воспринимать слово "смерть" в одном предложении с именем Кристиана. И знать о тех переделках, пусть даже они - дело прошлое. Память лет, когда мы даже не знали друг о друге. Точнее, я-то о нём знала, кто в Эсперансе не знает... но могла ли предположить, кто скрывается за всеми масками?
Я сама столько раз желала ему смерти, сколько не желала никому... и теперь меня выкручивало чувство вины. Что, если бы моё безумное желание исполнилось? Как бы я жила с этим?
Какие страшные вещи отравляют разум... к счастью, совершенно лишённые логики. Нет у меня такого дара - убивать силой желания. А значит, те мои проклятья не достигли цели. И всё же что-то царапало внутри, когда взгляд задерживался на едва заметных отметинах на его коже, которые я не заметила вчера - не до того. Действительно потрясающая регенерация.