Город для троих
Шрифт:
Говоря все это, Лоран ощутил обреченность – он сам себя так легко убедил за считанные минуты, что ей надо ожить. Как же теперь поверить, что она решит остаться? Зачем бы ей это могло понадобиться?
Словно услышав этот вопрос, Ашка встала и протянула руку:
– Идем, я покажу тебе что-то.
– Если ты про облака…
– Идем.
Ее голос прозвучал так уверенно, что Лоран последовал за ней на лоджию, хотя уже видел прореху утром – Грей показывал.
На улице оказалось прохладно, он поежился, но сразу поднял голову: прореха
– А теперь смотри внимательно, - прошептала Ашка из-за его плеча.
Его взгляд на секунду переместился на нее, но она без отрыва смотрела на небо, и Лоран снова задрал голову. И через минуту из его груди вырвался удивленный вздох, когда он понял, что прореха расширяется на глазах. Через пару секунд их лиц коснулся первый луч солнца.
Когда это произошло – его накрыла такая эйфория, что на несколько секунд мозг выключился.
– Солнце, - прошептал он, протянув к нему руки, словно безумный слепец, который внезапно прозрел. – Солнце…
Он не знал, сколько простоял так, греясь под единственным слабым лучом, но очнулся лишь когда он исчез. Повинуясь инстинктам, Лоран резко повернулся – и как раз вовремя, чтобы подхватить оседающую ему на руки девушку. Ашка потеряла сознание от перенапряжения, и ему ничего не оставалось, кроме как отнести ее безвольное тело на диван в гостиной.
Слегка похлопав ее по щекам, он быстро добился, чтобы ее глаза открылись. И первое, что она сделала после пробуждения – это вцепилась обеими руками в его плечи и приподнялась:
– Я не собираюсь уходить, потому что хочу сделать этот мир лучше. Я сделаю его пригодным для жизни.
Лоран попытался что-то сказать, но Ашка помотала головой. Ее глаза горели ровным ясным светом – в них больше не было ни капли сомнения или страха.
– Я больше не хочу ничего бояться. Даже смерти. Даже смерти, Лоран, - она слегка повысила голос, когда он вновь попытался открыть рот. – Грей сказал, что мне удалось измениться, и он прав. Я больше не хочу страдать, тем более ради старой жизни. Я больше не хочу никуда возвращаться.
Она улыбнулась Лорану и положила ладони на его щеки, вечно покрытые легкой щетиной, которая никогда не росла и никогда не сбривалась. Погладив ее пальцами, Ашка коснулась его мягких теплых губ:
– Ты реальный. Ну, кто может быть живее?
Лоран мягко улыбнулся - в его глазах отражалось восхищение и нескрываемая радость от ее решения остаться. Но после недолгого молчания он произнес с обычной насмешливостью:
– Ну, это зависит от последствий твоего творчества с солнцем. Если ты устроила общегородской блэк-аут, то Грей может отреагировать очень даже живо. Я бы на твоем месте предпочел пока не показываться ему на глаза.
Грей
Всплеск живой энергии застал его в Основе. Выскочив из нее на южную окраину, он ошеломленно уставился на краешек солнца. И на пару секунд
На то, чтобы найти Ашку, потребовалось не больше двух секунд. Грей перенесся к ней и оказался на окраине восточного квартала, где она медитировала, сидя на асфальте.
– Сила есть – ума не надо? Ты понимаешь, что едва не устроила новое землетрясение? – загремел он, едва она почувствовала его и открыла глаза.
– Прости, - тихо сказала она, безропотно признав вину. И Грей перевел дыхание вместо того, чтобы отчитывать ее дальше:
– Хорошо.
Несколько шагов по асфальту – и он опустился рядом с ней, вытянув ноги.
– Как ты смог все исправить? – с любопытством спросила она.
– Я был в Основе и все контролировал, - он посмотрел ей в глаза: Но больше так без меня не делай.
– Хорошо.
Она тоже безотрывно смотрела в его глаза.
– Решила остаться?
– Да.
– А как же твои родственники?
Грей знал, что бьет ниже пояса, но он не мог не делать этого. Он обязан был сделать все, чтобы она передумала – иначе не смог бы спать спокойно до конца жизни.
– У меня их очень много. Я не единственный ребенок в семье. Восьмой из двенадцати, если быть точной, - тихо проговорила она. Наша квартира похожа на общежитие. Мама с папой… они хорошие, но у них едва ли находилось больше десяти минут в день на меня. Им даже горевать будет некогда. Братья и сестры переживут – я не любимица.
– Тебе не идет такой цинизм.
– Это не цинизм, это правда жизни. Быт съедает людей заживо, а я художник – я другая. Не хочу так жить, понимаешь?
Ее полные боли глаза посмотрели на Грея в упор, и он кивнул, убедившись, что она сознательно делает выбор. Он сам ненавидел бытовуху, не понимал, почему люди погружаются в нее с головой, ведь жизнь настолько богаче. Хотя они оба понимали, что по родным она будет скучать. По всем, кого знала.
– А Семь миров? – все же спросил он.
– Думаешь, Ксеар позволит мне что-то там менять? – со смешком спросила она.
Грей снова кивнул, признав поражение: художник, однажды вкусивший сладость такого творчества, отказаться от него не захочет. Он бы и сам уже не хотел возвращаться в чей-то чужой мир – долго думал бы, во всяком случае.
– Хорошо. Ты остаешься. Но если ты еще раз посмеешь хоть что-то изменить в моем мире без моего согласия…
Глаза Ашки широко раскрылись от того, что он повысил голос, и Грей оборвал себя на полуслове. По двум причинам: во-первых, она все и так поняла, а во-вторых, он так и не придумал, чем ей пригрозить.