Город-фронт
Шрифт:
На стене позади стола висит карта общей обстановки на советско-германском фронте. Синяя извилистая линия все дальше врезается в глубь нашей территории.
— Пожалуй, не дадут, — не ожидая моего ответа, бормочет Никишев.— А просить все равно надо.
Настроение начальника штаба мне не нравится.
Не понимаю, Дмитрий Никитич, почему вы уверены в отказе. Положение Ленинграда серьезное. Ему нужна помощь. А раз надо — дадут.
Молод ты еще, братец, — усмехается генерал.— Борьба за Ленинград идет не только вблизи него. Ворошилов вон
Так что из того?
Как же ты не понимаешь? Если что и могли нашему фронту подкинуть, теперь под Ильмень пойдет. Главную помощь всегда активному направлению оказывают.
Так это же тоже нам помощь! Сами говорите, что борьба за Ленинград идет не только вблизи.
Дмитрий Никитич вздыхает и еще раз оглядывается на свою большую карту:
— Разумеется. Однако соседа усилят, а у нас все равно все швы будут трещать...
Этот разговор оставил у меня какой-то горький, тягостный осадок. Неприятно, когда такое настроение охватывает человека, стоящего у кормила вооруженной борьбы сотен тысяч людей.
В Инженерном управлении мы проводим иногда свои летучие «малые военные советы». Сегодня разговор о нехватке инженерных частей.
— Загнал ты, Борис Владимирович, инженерные части на передний край!
Теперь их оттуда клещами не вытащишь, — сетует Пилипец.
Упрек, может быть, и правильный. Но я напоминаю подполковнику, что когда он был под Сабском, то сам просил прислать людей.
— А кто сто девятый моторизованный батальон потерял?
От такого вопроса Николай Михайлович подпрыгивает на стуле:
— Ха! Я же и виноват, здорово живешь! Сам послал батальон на юг,— повернулся он к комиссару,— а там его начинж Северо-Западного фронта встретил и увел в Новгород, словно цыган лошадь. Между прочим, начинж этот
— друг Бориса Владимировича,— кивнул Пилипец в мою сторону.— Я давно говорил, что у нас «толковый» сосед. По его милости мы теперь голы, как соколы, — никаих резервов!
Н.А. Муха, улыбаясь, подливает масла в огонь:
— Почему же никаких резервов? Есть еще второй запасной понтонный батальон. Машин у него много. Может двинем его на подвижное минирование?
Пилипец — в прошлом сам понтонер, сторонник использования понтонных подразделений только по прямому на! значению — снова вспыхивает и начинает шагать, попыхивая своей неизменной трубкой:
— Должен сказать, вы меня не удивили. Я знал, что в конце концов вспомните про батальон Волгина. Сорок второй понтонный батальон загнали под Лугу рвы
копать да мины ставить. Сорок первый скоро, кажется, вовсе потеряем. Да вы думаете ли о будущем? Ведь не все же нам отступать... Будем и вперед шагать!
— А что с сорок первым батальоном?
Я несколько дней не был в штабе и многого не знал. Оказывается понтонеров 41-го «приголубила» 168-я стрелковая дивизия. Бои там ожесточенные. В батальоне погибли уже три командира роты и около ста ценнейших специалистов.
Эвакуировать собираются через Ладогу
Комиссар, услышав от меня, что генерал Никишев пишет в Г енштаб просьбу о помощи, предлагает замолвить словечко и о саперах.
Пилипец ворчит:
— Как же, жди, так сразу и дадут! Немцы к Одессе подходят, а мы с просьбами... Вот увидите, опять скажут: используйте местные ресурсы.
В этом была правда. Даже командующий фронтом время от времени попрекал меня тем, что на фронте, мол, строителей больше, чем войск.
Из женщин, что ли, минеров будем готовить? — пожимает плечами Пилипец.— Сейчас нужны моторизованные инженерные части.
Одно другому не противоречит...
До этого нам просто не приходило в голову, что девушки тоже могут быть минерами. Но в тот день мы твердо решили формировать новый запасной инженерный полк и специальные отряды минеров из строительных отрядов, прошедших уже суровую школу на строительстве оборонительных рубежей.
А еще через несколько дней Москва сама преподнесла нам приятный сюрприз: прислала отдельную роту минеров. И, что нас особенно удивило, все бойцы были с автоматами!
Командир роты лейтенант Рыбин доложил, что вначале их готовили для действий с партизанами, но внезапно изменили решение и послали к нам. По его словам, штаб инженерных войск Красной Армии формирует не только такие небольшие подразделения, но и целые инженерные бригады, предназначенные для создания больших зон минных заграждений.
В Смольном и в здании на Дворцовой площади с особой остротой переживались перипетии не только на нашем фронте, но и на Северо-Западном. Все яснее раскрывался общий замысел врага.
Контрудар в районе Старой Руссы развития не получил. Фон Лееб, командующий группой армий «Север», перебросил туда со смоленского направления 39-й моторизованный и 8-й авиационный корпуса, моторизованную дивизию «Мертвая голова», 3-ю моторизованную дивизию и управление 50-го армейского корпуса. Перевес в силах оказался на стороне неприятеля. Войска Северо-Западного фронта начали отход сначала южнее, а затем и западнее озера Ильмень, на стыке с лужским сектором нашего фронта. Это создавало угрозу обхода всей лужокой полосы.
Мне вспоминается обстановка в штабе нашего фронта на второй день наступления немцев. Никишев получил срочную телеграмму из Г енерального штаба. «В связи с создавшейся обстановкой,— говорилось в ней,— группу войск Северо-Западного фронта в составе 1-й дивизии народного ополчения, 237-й и 70-й стрелковых дивизий временно включить в состав Северного фронта и без разрешения Ставки с этого направления не снимать».
В кабинете начальника штаба были при этом П.Г. Тихомиров, П.П. Евстигнеев, комиссар штаба Д.И. Холостов и я. Прочитав телеграмму, Дмитрий Никитич не удержался: