Город Г…
Шрифт:
Иногда, правда, я участвую в сборе урожая и заготовках на зиму. Но мне это самому нравится, я в связи с этим чувствую даже некий заготовительский азарт. Мы в магазинах ведь мало чего зимой покупаем, зато у нас морозильная камера в коридоре, не пройти мимо нее, не проехать, но вместительная, и на балконе у нас чего только нет. Без этого мы, конечно, жили бы скудно: все бы на еду уходило, ведь у нас зарплаты не такие уж и большие, а мои дополнительные, как я называю, приработки я в семействе не афиширую, а тихонько оставляю себе, чтобы были денежки. Иногда даже на подарки тем же жене и дочери, ну и на себя, конечно. А отдай я их в общесемейный бюджет, денег этих и духу не почувствуешь, зато в квартире появится какая-нибудь дрянь бесполезная типа микроволновки, видеокамеры или еще чего-нибудь, а мы и без этого живем презамечательно. Зарплата действительно у меня негигантская, хотя и вполне приемлемая: платят мне восемьсот долларов и обещают потихоньку увеличивать. Эти денежки я прямиком жене отдаю в семейный бюджет.
Хотя считаю, что мужчине унизительно быть без денег. И я не могу вовсе без денег для себя. Это один из самых больших моих секретов ото всех – мои личные денежки. Жена временами пытается что-то выведать, но я как кремень – ни слова не говорю, если неучтенную сумму она у меня в кошельке обнаружит. Просто объясняю, что это дело не ее, а мое, и что у каждого мужчины именно свои, а не семейные деньги должны быть обязательно. Намекаю ей, что
Тогда у меня в жизни, надо сказать, было не ахти какое благополучие: постоянной работы не было, зарабатывать приходилось частным извозом на тещиной машине, которая до этого вот уже десять лет использовалась тестем, покойником, исключительно в летнее время для поездок на дачу.
А в аэропорту я совершенно случайно оказался в тот день. Только там клиента высадил и решил кружочек дать еще через прилет, так, без особой надежды и настойчивости, на всякий случай, поскольку конкурировать с аэропортовской мафией таксистов я совершенно не собирался. Чуть только притормозил возле прилета, приоткрыл окошко, и топает натуральный француз, как на картинке из учебника: маленький, плотненький такой, даже немного и рыхлый, можно сказать, на лице идиотская, растерянно-миролюбивая такая улыбочка, в одной руке держит саквояж, в другой – небольшой чемоданчик с веревочной ручкой и на колесиках, на голове – шапочка такая французская типа беретика. Забавно, что костюм на Бенаму был совершенно кошмарный по причине абсолютной измятости. Он был замят ровно так, как во время стесненного сидения в самолете складки образуются. Сейчас я уже понимаю, что ткань, пошедшая на костюм, состояла по большей части из льна, оттого так и помялась катастрофически, и удивляюсь, как это сам Бенаму такой дурацкий костюм себе на поездку приспособил. Но тогда мне это было все равно и я на удачу крикнул по-французски: «Месье, вам не нужна машина в город?» Он так доверчиво заулыбался в мою сторону, я даже в первый момент решил, что он меня спутал с кем-то из своих хороших знакомых, которые должны были его встретить, а это он так просто на родную ему французскую речь среагировал. А местные таксисты, похоже, так и подумали, что я его целенаправленно встречаю, что он меня знает, и мы с Бенаму спокойненько выехали из аэропорта. Я нарезал себе в сторону города и радовался такому везению, и еще радовался тому, что только два часа назад машину помыл, что только вчера купил новый освежитель воздуха в салон, что сцепление сделал еще на прошлой неделе и торпеду утром протер губкой для обуви – теперь тещина реликвия вполне приличное впечатление может производить. Хотя клиенту-то я, конечно, эдак в расслабленной форме пояснил, что езжу на такой скромной машине только по причине высокого уровня криминала в нашем городе, в смысле того, что мог бы дороже и лучше машину купить, но не хочу из опасений, что ее банально украдут. Бенаму (хотя тогда я еще и не знал вовсе, что он Бенаму) понял, языком зацокал, головой закивал, сказал, что все я сделал правильно, даже у них во Франции правила хорошего тона предписывают иметь небольшую скромную машинку, которая не привлекает внимание, которую везде можно припарковать, и недорогую в обслуживании. Он сказал, что моя машина ему вполне нравится, и главное в салоне приятный запах и чистенько. Я еще раз с благодарностью посмотрел на новый освежитель, а он намекнул на то, что я, вероятно, аккуратный и трудолюбивый человек, раз свою машину содержу в таком идеальном порядке. Я скромно потупил глазки, а Бенаму совсем расслабился, полдороги мне о чем-то радостно рассказывал, дал свою визитку, я, правда, понимал его щебетание с серединки на половинку, но не забывал все время кивать и, если знакомое слово слышал, – поддакивать. Потом он осторожно спросил о мафии, сильно ли бесчинствует, и имеется ли возможность обращаться в полицию при неприятностях или нужно как-то самому все решать. Я постарался ответить уклончиво, чтобы, с одной стороны, его не напугать, а с другой – чуть-чуть туману напустить о своей собственной значимости. И получилось с моих слов так, что для каждого, конечно, в этой области множество проблем можно прогнозировать, но я знаю по-настоящему порядочных людей в милиции, которых не много, но они пока еще есть, и они, типа того, меня в обиду не дадут. Долго я это выговаривал, сбивался, слова забывал, даже на русский переходил в запальчивости своего вранья, а Бенаму все время кивал, смотрел на меня уважительно, поддакивал, а в конце сказал, что это всегда самое важное – знать в каждой области порядочных людей, тем более в такой важной, как безопасность. До сих пор не знаю, чего я тогда пустился в такие враки? А просто так! Я же не рассчитывал, что буду у него работать, а надеялся при окончательном везении только повозить его несколько дней, пока он в нашем городе свои дела делает.
На второй день, время было как раз обеденное, я только что моего французика водворил в гостиницу, прилично-таки покатав перед этим по городу, и он меня отправил в Макдональдс, снабдив деньгами и дав полный перечень, чего купить. Огромную очередину я терпеливо выстоял, благо двигалась она довольно быстро, но все равно это заняло у меня что-то около часу.
И вот я, затарившись наконец всякими гамбургерами, несусь к шефу, мысленно недоумевая, как это на жратву можно тратить столько денег. Прибегаю в гостиницу, поднимаюсь в номер, сам удивляясь откуда-то взявшемуся у меня лакейскому восторгу и ожиданию чаевых или хотя бы хозяйской похвалы, а Бенаму сидит с сердитым таким лицом, как будто за время моего отсутствия он обнаружил у себя пропажу фамильного золотого портсигара, набитого брильянтами, и меня в этом основательно подозревает.
Пакетики мною принесенные он эдак безразлично в сторону
Тем временем Бенаму уписывает за обе щеки, притом у него точно так же, как и у меня, все мимо рта валится, точно так же эта газированная вода из него сразу прет обратно, а он ничего: не препятствует ей, потом промакнет рот салфеточкой и дальше как ни в чем не бывало лопает. Свои бутеры сожрал и на мой показывает: мол, чего я не ем? Я башкой замотал изо всех сил, по животу себя хлопаю, типа объелся уже. Бенаму мой бутерброд тогда в холодильник убрал, а я тем временем все объедки, бумажки и пустые стаканы собрал по пакетикам и приготовил выкинуть.
А мой поевший и ставший вновь дружелюбным французик еще раз серьезно на меня посмотрел и попросил больше никогда его не обманывать. Я остолбенел! Неужели он узнал, что мне в этом Макдоналдсе дали игрушечного зайчика в подарок за большой заказ, а я его в карман куртки заныкал с корыстным желанием отдать дочери? Как он мог узнать, что он, следил, что ли, за мной? Хотя из его окна этот Макдоналдс как на ладони, но ведь что внутри делается, он знать не мог! И тут меня прошибла мысль, что, наверное, там всем дают какую-нибудь игрушку и Бенаму об этом знает, а поскольку я ему игрушки не принес, он и сделал совершено правильный вывод, что я ее бессовестно присвоил, и теперь отпираться бесполезно. Жутко мне стало тогда неудобно. Если никто не знает, я чего угодно могу себе простить, но когда меня вот так выводят на чистую воду – просто готов сквозь землю провалиться! Мне даже смотреть на него стыдно было. Я встал, пошел в коридор, достал зайчика, он еще в такой симпатичной коробочке был, принес Бенаму, положил перед ним. Так, наверное, собака очень ценную для себя кость положила бы перед хозяином. Бенаму на меня глаза вытаращил, ничего не понимает. «Что это?» – спрашивает. И по его виду я чувствую, что ему самому неудобно, очень неловко как-то и все происходящее его тяготит до самой последней, возможной для него, француза, степени. Я отвечаю, так и так, вот дали подарок в Макдоналдсе, а я забыл вам отдать… Он, когда понял, вообще в лице переменился, как будто испугался чего-то кошмарного, ручками так забултыхал, мне обратно сует этого зайца, чуть ли не с извинениями, и через минуту выясняется, что он больше часа меня ждал и решил, что я по своим делам куда-то мотанулся, а его, бедного, заставил голодного в номере сидеть, несмотря на то, что он мне уже за целый день работы заплатил и я не имел права никуда по своим делам отлучаться, по крайней мере, у него не спросив. Тут я его молча подвел к окну и очередь показал. А он – вот человек, к нашим условиям непривычный, – пока меня ждал, раз сто в окно выглядывал, злился, а очереди этой не замечал! Парадокс человеческого восприятия! Когда до него доперло, что я никуда не отлучался, а все это время в очереди проторчал, он просто чуть шапочку свою не сожрал от стыда. Чего только хорошего он мне не произносил тогда, жалко я понимал не все, наверное, было бы приятно. Потом мы с ним поржали вместе и даже выпили по бутылочке пивка из его мини-бара. Он при этом мне хитро подмигнул и сказал, что это будет мне проверка на мои отношения с милицией. Я гордо заверил его, что с милицией все без проблем, и мы поехали дальше мотаться по городу.
Я тогда с Бенаму хорошо заработал – пятьсот долларов за пять дней плюс его бензин, плюс он мне, когда уезжал, еще немного рублей отдал, у него осталось, а менять обратно на франки уж времени не было. Там, правда, было немного, еще рублей около трехсот, или чуть меньше, но все равно приятно. Бенаму сказал, что это мне для оплаты бензина на обратную дорогу. Еще он продуктов мне оставил – соки там, конфеты, печенья импортные, вода минеральная. Кое-что открыто было, конечно, ну а что с того, что открыто – не испорчено же! Я своим отнес. Они довольны были, хоть попробовали импортных деликатесов, а то мы все собирались купить чего-нибудь такого – дочку побаловать, да как-то не получалось. В семью я тогда отдал полновесные двести долларов, а триста мне удалось потратить на себя. Сначала хотел отдать двести пятьдесят, но потом решил, что хватит и двухсот, потому что обычно я еще меньше зарабатывал и нечего приучать.
На тот момент времени у меня была в голове, да и в сердце, можно сказать, голубая мечта. Так мне хотелось одну вещь себе позволить – просто засыпал с этой мечтой и с нею же просыпался. Эта мысль мне даже жить помогала и улучшала настроение, надежду давала среди серых, усталых будней и грустных мыслей. Я даже, сам того не замечая, улыбался, когда в очередной, сто первый уже, наверное, раз эти свои сокровенные мысли в голове аккуратненько обмусоливал. Все уже продумал до мелочей, все детали, где и как это будет, как сделать лучше всего и так, чтоб поэкономнее. Все рассчитал и только после отъезда Бенаму смог наконец подойти к реальной реализации своего заветного плана. А план состоял в том, что мне давно хотелось самому попробовать… с настоящей проституткой. Купить ее для себя. Я тогда мог из дому преспокойненько в любое время дня и ночи уехать побомбить, так что с отсутствием в семье проблемы не было. Я даже место для своего рандеву уже присмотрел, даже и заходил разочек туда – просто осмотреться, глянуть, как персонал и вообще обстановочку почувствовать. Все понравилось, девчонки вообще улетные, в общем, сразу, как Бенаму отвез в аэропорт, без всяких промедлений рванул я в это заветное местечко. И как раз на все, что я хотел, тех самых трехсот долларов мне только-только и хватило! Если бы немного сэкономил, вообще было бы не то удовольствие.
Я работал уже месяцев шесть, когда для окончательного утверждения моей кандидатуры был отправлен за счет компании в город Лион, родину французских ткачей, где, собственно говоря, живет и работает главный дедушка – Бенаму. Он лично проводил собеседования с каждым региональным представителем, вероятно, не столько для проверки и отсева персонала, сколько для сообщения новому сотруднику духа и принципов компании, разъяснения ее генеральной линии и, так сказать, для приведения к присяге. Еще там предполагалась некоторая стажировка, хотя мне это казалось странным: зачем меня стажировать, если я уже полгода работаю.