Город, где умирают тени
Шрифт:
— Мы выслушали твою речь, — зычный голос короля Оберона наполнил зал. — И обдумаем ее.
— А пока — будьте нашими гостями, — сказала королева Титания. — Просите чего угодно, и ни в чем не будет вам отказа
Ньямх и Ойсин, повернувшись к королю и королеве, принялись что-то вполголоса обсуждать с ними, члены Двора тоже тихо переговаривались. Подмигнув Моррисону, Пак резко крутанулся на копытах и вдруг куда-то пропал. Моррисон наконец позволил себе глубоко вздохнуть и едва не рухнул без сил на Голда. Бард вдруг показался Лестеру меньше ростом и старше, как будто в мольбу о помощи вложил частичку
— Не вздумай! — яростно прошипел он. — Я же говорил, здесь нельзя ни пить, ни есть: как только питье или еда попадут тебе в желудок, они навсегда свяжут тебя с миром, в котором они были произведены. Это не наш мир, и законы здесь иные. И течение времени. Поскольку мы гости, мы можем приходить и уходить совершенно безболезненно. Мы вернемся в Шэдоуз-Фолл в то самое мгновение, в которое вошли сюда, но еда и питье свяжут нас с уже совершенно иным отрезком времени. Пробудешь здесь несколько часов, а когда выйдешь — окажется, что наверху минули годы. Так что, прошу тебя, Лестер, помни об этом Здесь надо быть очень осторожным, ошибки будут непоправимы.
— Конечно, конечно, я все понял, Шин. А теперь, будь добр, отпусти руку, а то у меня сейчас пальцы онемеют.
Моррисон разжал хватку, и Голд коротко кивнул. Он не любил, когда ему читали нотации, но несомненно бард знал местные порядки, а он — нет, так что лучше будет послушаться. Голд кивком головы указал на ряды придворных.
— Как ты думаешь, о чем они судачат?
— Черт меня побери, если я знаю. Они же думают совершенно по-другому. Раньше, бывало, зная реальное положение дел, я строил верные догадки, однако теперь здесь так все поменялось… Я сообразил, тут что-то не так, когда Оберон и Титания не стали говорить со мной напрямую, но я понятия не имел, что наши дела из рук вон плохи.
— Постой-ка, — попросил Голд. — Разъясни мне, пожалуйста, правильно ли я все понял. Какая-то жуткая дрянь завелась в Шэдоуз-Фолле. И эльфы не только не в состоянии помочь нам вывести ее, но некоторые из них всерьез подумывают о том, чтобы стереть с лица земли свой город — на случай, если их тоже «зацепит». Я ничего не упустил?
— По сути — нет… Но, по-моему, маловероятно. Просто невозможно представить себе эльфа, нарушившего клятву. Все лишь говорит о том, как здорово они напуганы. Такими я эльфов никогда не видел.
— Они что-то говорили о жрецах. Насколько точны их предсказания?
— Почти на все сто. Ну, бывают иногда довольно туманные, однако послужной список у жрецов будь здоров. Если прорицатели говорят, что под угрозой само существование Фэйрии, значит, можно смело делать ставки.
— Неужели что-то может угрожать людям, которые не в состоянии умереть?
— Может. По-видимому, тот самый Бес. Или как там его.
— А знаешь, — сказал Голд, — у меня такое чувство, что эльфы уже не первый день знают о нашем убийце.
— Да потому что ничего не могли с этим поделать. И им было стыдно. Это в какой-то мере стало причиной того, что эльфы поначалу не хотели со мной разговаривать. Отчасти потому, что они пытались утаить от меня худшее и в то же время не хотели признаться самим себе в том, что им не удалось сдержать клятву защищать город. Эльфы и в самом деле верят, что мы обречены. Они не хотели, чтобы я знал об этом, — по той же причине, по которой врачи не говорят безнадежному больному о скорой смерти. Нельзя отнимать последнюю надежду.
— Выходит, вправду все так плохо? — Голд в упор смотрел на Моррисона. — Мы все умрем, и ничего с этим поделать нельзя?
— Не верю! И никогда не поверю. Они неверно истолковали предсказание. Чего-то в нем не поняли. Я должен убедить Фэйрию не сдаваться без борьбы. Ради них самих. Ради нас.
— Ради них? Почему?
— Да потому, что, если они поверят, что погибнут, — значит, так оно и будет. Они просто исчезнут, испарятся. Давно известно: если эльф теряет веру — он погибает. Это один из немногих способов убийства эльфов. Нам необходимо убедить их в том, что шансы у них есть, что нельзя опускать руки и не бороться только оттого, что обстоятельства против тебя.
— А что, если это не просто обстоятельства? Если это неизбежность? Ведь Джеймс Харт вернулся в Шэдоуз-Фолл.
— Честно говоря, мыслить в глобальных масштабах я сейчас не в состоянии, — устало сказал Моррисон. — Потому как чувствую: попытаюсь — сойду с ума. В данный момент необходимо сосредоточиться на том, что можно придумать.
— Прости, если покажусь тебе пессимистом, но что, черт возьми, здесь можно придумать? Каким образом молодой бард и боец с давно истекшим сроком употребления могут спасти Фэйрию и Шэдоуз-Фолл, если это не под силу даже расе бессмертных эльфов.
— Ума не приложу, — сказал Моррисон, неожиданно улыбнувшись. — Наверное, придется импровизировать.
Голд некоторое время молча смотрел на барда, и тут оба поняли, что в зале снова настала тишина. Они оглядели притихший Двор Унсили — взгляды эльфов были направлены на них. Голд помрачнел. Опять что-то изменилось: в атмосфере снова появилась напряженность — странная смесь угрозы и ожидания. Голд почувствовал себя кроликом, глядящим на свет фар несущегося к нему автомобиля. Что-то чрезвычайно неприятное вырастало на его пути, и он понятия не имел, каким образом избежать столкновения. Ища поддержки, он взглянул на Моррисона, но бард выглядел таким же растерянным. Ньямх и Ойсин поклонились им обоим, и мгновением спустя Голд с Моррисоном поклонились в ответ.
«Вот оно… — подумал Голд— — И что бы это ни было, мне это очень не по душе».
— Дело чрезвычайной важности не следует решать впопыхах, — заговорила Ньямх. Ее тихий голос, казалось, прогремел в зале. — Сейчас мы прервемся и обдумаем его на досуге. Между тем их величества Оберон и Титания отбудут на турнир. Вы приглашаетесь поучаствовать в нем в качестве почетных гостей.
— О дьявол! — тихонько ругнулся Моррисон.
Голд быстро взглянул на него. Ему показалось, что бард сейчас лишится чувств: его лицо вдруг побелело и губы скривились.