Город Градов
Шрифт:
Возвратившись, он снова принялся за чтение, трепеща всеми чувствами.
"...Возьмем соподчиненный мне подотдел. Что там есть?
Я за ошибки подчиненных не упрекаю, а лишь вывожу из них следствие, что, значит, дело идет. А когда мне заявили, что построенные под моим руководством водоудержательные плотины почти все вровень с землей уничтожены, я ответил, что постройка их, следовательно, велась.
А никакая земля воды не держит, тому доказательство - явление оврагов..."
После этого Шмаков успокоился
Но известно ли что-нибудь достоверно на свете? Оформлены ли надлежащие все факты природы? Того документально нет! Не есть ли сам закон или другое присутственное установление - нарушение живого тела вселенной, трепещущей в своих противоречиях и так достигающей всецелой гармонии?
Эта преступная мысль, собственно, разбудила Ивана Федотовича.
Оказалось, что стояло раннее счастливое утро. В Градове топились печки, разогревая вчерашний ужин на завтрак. Хозяйки шли за теплым хлебом для мужей, резаки в пекарнях его резали и метрически взвешивали, мудря на граммах: никто из них не верил, что грамм лучше фунта, знали только, что он легче.
Кроме того, чувствовалось счастье, что новый день уподобится вчерашнему и оттого терзаний жизни не причинит.
7
Сапожник Захар, сосед Ивана Федотыча по двору, каждый день будился от сна женою одинаковыми словами:
– Захарий! Вставай, садись за свой престол!
Престол - круглый пенек, на котором сидел Захар перед верстаком. Пенек на треть стерся от сидения, и Захар много раз думал о том, что человек прочней дерева. Так оно и было.
Захарий вставал, закуривал трубку и говорил:
– Я в мире человек сверхштатный! Не живу, а присутствую, и учета мне нет... На собранья я не хожу и ничего не член!
– Ну, будя, будя тебе, Захарий, - говорила ему жена.
– Будя бурчать, садись чай пить. Член! Обдумал тоже, член!
После чая Захар садился за работу, которой не вынес бы ни один зверь: столько она требовала мужества и терпения.
Шмаков постоянно латал свои сапоги у Захара, которым тот много удивлялся:
– Иван Федотыч, вашей обуже восьмой год идет, и как вы ее терпите? Когда их на фабрике сшили, с тех пор дети выросли и грамоте выучились, а многие померли из них, а сапоги все живут... Кустарник лесом стал, революция прошла, может, и звезды какие потухли, а сапоги все живут... Это непостижимо!..
Иван Федотыч ему отвечал:
– В этом и есть порядок, Захарий Палыч! Жизнь бесчинствует, а сапоги целы! В этом и находится чудо бережного разума человека.
– А по мне, - говорит Захар, - бесчинство благородней! А то на сапожном престоле так и будешь сидеть, как и я!
Иван Федотыч убеждал Захария Палыча не глядеть на жизнь такими чувствительными глазами и не скорбеть влекущей мыслью. На свете того не бывает, чем бы утешилось беспутное сердце человека. А что такое утешение,
– Порядок - дело чинное, - говорил Захар.
– Да уж дюже землю назлили, Иван Федотыч! В порядок ее теперь добром не приведешь, - опустошать надо, не иначе!
По уходе Ивана Федотыча Захар Палыч втайне думал, что постная жизнь все же лучше благородного бесчинства, и удовлетворительно глядел на свой порожний двор, ландшафт которого - плетень, а житель - курица.
8
Через три месяца для всего государственного населения Градова настали боевые дни. Центр решил четыре губернии, как раз и Градовскую, слить в одну область.
И заспорили четыре губернских города, кому приличествует быть областным.
Особенно лютовал в этом деле Градов.
Он имел четыре тысячи советских служащих, да безработных имелось две тысячи восемьсот тридцать семь человек; только область могла поглотить этот писчий народ.
Бормотов, Шмаков, управделами ГИКа Скобкин, зампред губплана Наших и другие заметные люди Градова стали во главе бумажной войны с другими городами перед лицом Москвы.
Градовцы спешно приступили к рытью канала, начав его в лопухах слободы Моршевки из усадьбы гражданина Моева.
Канал тот учреждался для сплошного прохода в Градов персидских, месопотамских и иных коммерческих кораблей.
О канале губплан написал три тома и послал их в центр, чтобы там знали про это. Градовский инженер Паршин составил проект воздушных сообщений внутри будущей области, предусмотрев необходимость воздушной перевозки не только багажа, но и объемистых кормов для скота; для последней цели в мастерских райсельсоюза строился аэроплан сугубой мощности, с двигателем, работающим на порохе.
Сам предгубисполкома тов. Сысоев рвал, метал и внушал подчиненной ему губернии, что только Градов будет областным центром - и никакой иной населенный пункт.
Тов. Сысоев распорядился заказать штампы и вывески с наименованиями Градовского облисполкома и отдал приказ называть себя впредь предоблисполкома.
Когда никто из служащих не сбивался с области на губернию в отношениях и устных словах, тов. Сысоев повышался в добром чувстве и говорил кому попало, кто оказывался на глазах:
– Область у нас, братец! А? Почти республика! А Градов-то - почти столица европейского веса! А что такое губерния? Контрреволюционная царская ячейка, и больше ничего!
Началась беспримерная война служащих. Соседние города - претенденты на областной престол - не отставали от градовцев в должном усердии.
Но Градов истреблял всех перед молчаливой Москвой. Иван Федотыч Шмаков написал на четырехстах страницах среднего формата проект администрирования проектируемой Градо-Черноземной области; за соответствующими подписями он был отослан в центр.