Город грешных желаний (Отрава для сердец, Северная роза)
Шрифт:
Ей никто не ответил: Григорий и Васятка ловко подняли лодку на гребень волны, правя к берегу.
Они приближались к городу, и на горизонте, мрачная, темная, едва различимая в бледном свете луны, выступала Венеция со своими зданиями и тусклыми огнями, подобная похоронной процессии с ее гробами и факелами, застывшей на безграничном пространстве.
Слева, в необычайном безмолвии, углубился в берег канал Орфано, неподвижный и пустынный; это спокойствие черной и сияющей воды пронзило Троянду страхом. Взор ее утонул в холодной глуби. Какое страшное бытие немой ночной воды!
Лодка скользила дальше. Церкви и дворцы вырастали по обе стороны канала, и отражения их плавали
Венеция спала; лишь изредка фонари отражали в воде свой трепещущий сноп; ни одной фигуры не было видно, не слышалось никакого шума, только иногда покрикивал полусонный баркайоло, медленно влача по волнам одинокую гондолу. То и дело лодка пронизывала темное пространство под мостом, потом медленно скользила вдоль основания какого-нибудь дворца, невидимого в непроницаемой, будто в погребе, тени. Изредка тьма рассеивалась: был виден одинокий фонарь, уныло дрожащий в ночи и бросающий свое белое мерцание на черную лоснящуюся поверхность воды. Когда канал особенно сужался, слышно было, как волны плещут о разбитую лестницу, об изъеденный фундамент. Случайный лунный луч высвечивал окна с железной решеткой или покрытую плесенью стену, а вокруг путаницу переплетающихся каналов – извилистых вод, уходящих вглубь между неведомых очертаний.
Иной раз Троянде казалось, что они сбились с пути и давно заблудились в лабиринтах каналов. Но немеркнущий свет Сан-Марко по-прежнему оставался точно справа – значит, они держат курс более или менее правильно. Гребцы терпеливо и послушно следовали ее указаниям, не задавая вопросов, не ворча, что путь столь долог. Окажись здесь Прокопий, он бы, конечно, всю душу вынул у Троянды своим нытьем, однако Прокопий остался на корабле. Дело было не в том, что он струсил или старший брат так уж за него боялся. Троянде показалось, будто Григорий бережет Прокопия потому, что тот знает нечто, чего не знает больше никто. Какая-то тайна, открыть которую мог только Прокопий… и эта тайна была неведомым образом связана с Аретино. Любопытство, впрочем, не тревожило Троянду: рано или поздно она узнает эту тайну, ведь именно ей предстоит свести русских с Аретино.
Ох, но что будет, когда они узнают, что Гвидо – не муж ей? Этого нельзя допустить! Почему-то ей становилось тошно при мысли, что Григорий поймет: он спасал всего лишь случайного любовника своей случайной любовницы. Не его дело, конечно… но жизнью-то он рискует своей, а не чужой!
Запах затхлой воды, окружавшей их, стал сильнее, и Троянда взволнованно выпрямилась: впереди был тупик, дальше предстояло идти пешком. Все-таки они не сбились с пути! Вот если бы и дальше удача сопутствовала им… Но теперь только всевышний мог помочь! И Троянда молилась – про себя – все время, пока они торопливо поднимались по крутой лестнице к стене Нижнего монастыря. Здесь Троянде пришлось порядком пошарить в зарослях дикого винограда, обвившего стену, прежде чем руки ее наткнулись на железо. Щеколда заржавела, и Васятка долго раскачивал ее и расшатывал, шумно переводя дыхание и чуть слышно матерясь, пока та наконец не поднялась и они не протолкались в узенькую щель калиточки, в которую, Троянда не сомневалась, не проходил никто со дня смерти старой Гликерии. О ней просто никто не знал!
Неслышно, таясь в тени лимонных деревьев, они добрались до ограды, разделявшей сады двух монастырей: Верхнего и Нижнего. Ограда состояла из грубого камня, и ловкая нога Васятки без труда нашла в ней удобные выступы. Забравшись
Стояла глубокая ночь, и время все дальше уходило от полуночи, приближаясь к рассвету. Это был час, когда утомляются и погружаются в дрему самый зоркий глаз, самое чуткое ухо, и Троянда не особенно удивилась тому, что им удалось без помех пройти темным садом и добраться до подвального окна, забранного решеткой. Завидев ее, Васятка крякнул, отстранил Троянду и двинулся вперед, засучивая рукава и явно намереваясь выламывать прутья из стены. Троянда едва успела его удержать и без всяких усилий убрала решетку, которая была лишь слегка вкопана в землю и прислонена к окну.
– Вот уж… – начал было Васятка громким шепотом, но Григорий успел вовремя пихнуть его в бок. Великан болезненно выдохнул – но больше не издал ни звука.
А Григорий вообще слова не сказал с тех пор, как она рассказывала о колоколах. Может быть, он вообще молчун? И не будет потом задавать Гвидо ненужных вопросов…
Троянда юркнула в подвал, за ней ловко проскользнул худощавый Григорий. Лишь могучие плечи Васятки едва не застряли в окне, но все обошлось, разве что рубаха треснула, зацепившись за какой-то крюк. Тоннель тоже оказался узковат для огромного русского – ему пришлось идти боком. Вообще двигались медленно – и из осторожности, и потому, что впотьмах Григорий попытался было пойти впереди, но Троянда обошла его, прошептав:
– Ты не знаешь дороги.
Не только в дороге было дело! Если все-таки ход стерегут, в любую минуту идущий первым мог напороться на меч или копье, и уж от этого Троянда должна была уберечь Григория. Она старалась не думать, рисковала бы так ради Васятки или нет. Но Васятка безнадежно отстал, так что о чем вообще тут думать?
И все-таки в главном она, Троянда, оказалась права – Цецилия, при всей своей изощренной хитрости, была на редкость беспечной хозяйкой. Она так уверила себя, что с гибелью Троянды не осталось ни одного человека, знающего ее тайну, что оставила ход без охраны. Теперь Троянда могла сказать себе, что их безумное предприятие на поверку оказалось не таким уж безумным, и что… но в этот момент впереди блеснула острая, как лезвие кинжала, полоска света!
Все трое вжались в стены и перестали дышать. Григорий заслонил собой Троянду: не только чтобы уберечь ее от опасности, но и прикрывая ее белую рубаху, которая предательски светилась в темноте. Как глупо, что они не подумали об этом раньше! Чудо, если их не заметят!
Прошло несколько томительных мгновений, однако никакого движения в коридоре не ощутилось. Свет неподвижно мерцал, и постепенно испуг Троянды схлынул, и до нее начало доходить, что они остановились в двух шагах от потайной двери. И дверь… эта дверь почему-то открыта, а свет льется из кельи искушений.
Что все это значило? Кто-то пришел проведать узника? Но почему через тайный ход? Хотел сохранить в секрете свой визит? А может быть… Мысль, мелькнувшая средь сонма других, была столь нелепа, что Троянда даже рукой махнула, словно отгоняя ее. Может быть, в выжженной душе Цецилии вдруг проклюнулся крошечный росточек жалости и она явилась к человеку, которого хладнокровно, обдуманно обрекла на бесчестье, мучения, смерть, чтобы если и не спасти его, то хоть отсрочить неумолимую гибель? Может быть, Цецилия тайком принесла Гвидо съестные припасы и воду?..