Город и город
Шрифт:
— Что… кто это?
— Дхатт, это я.
— Святой Свет, Борлу? Что… где вы? Где были? Что происходит?
— Дхатт, молчите и слушайте. Я знаю, что ещё не утро, но мне нужно, чтобы вы проснулись и помогли мне. Слушайте.
— Свет, Борлу, вы думаете, я сплю? Мы считали, что вы с Брешью… Где вы? Знаете ли, что происходит?
— Я с Брешью. Слушайте. Вы ещё не вернулись на работу, верно?
— Чёрт, нет, я всё ещё…
— Мне нужна ваша помощь. Где Боуден? Ваши люди допрашивали его?
— Боудена? Да, но мы его не задерживали. Зачем?
— Где он?
— Святой Свет, Борлу.
Я
— У себя в квартире. Не паникуйте, за ним наблюдают.
— Задержите его. Пока я туда не доберусь. Просто сделайте так, пожалуйста. Отправьте людей прямо сейчас. Спасибо. Перезвоните мне, когда его задержите.
— Подождите, подождите. Какой это номер? У меня он не высвечивается.
Я сказал ему. На площади я увидел светлеющее небо и птиц, круживших над обоими городами. Я ходил взад и вперёд, один из немногих, но не единственный человек, оказавшийся в такой час на улице. Я смотрел на других, украдкой проходивших поблизости. Смотрел, как пытаются они вернуться в свои родные города — Бещель, Уль-Кому, какой бы то ни было — из массивной Бреши, которая наконец шла вокруг них на убыль.
— Борлу. Он пропал.
— Что вы имеете в виду?
— У его квартиры был выставлен наряд. Для защиты, после того как в него стреляли. Ладно, когда сегодня ночью началось это безумие, потребовались все руки, и их сняли на какую-то другую работу. Я не знаю всех входов и выходов — там некоторое время никого не было. Я отправил их обратно — дела немного налаживаются, милицьяи ваши люди пытаются снова разобраться в границах, — но на улицах до сих пор продолжается эта чёртова катавасия. Во всяком случае, я отправил их обратно, и они только что вскрыли его дверь. Его там нет.
— Сукин сын.
— Тьяд, что за хрень происходит?
— Я направляюсь туда. Можете вы сделать… Не знаю, как это по-иллитански. Объявите его в АРВ, — это я сказал по-английски, в подражание фильмам.
— Да, у нас это называется «наслать ореол». Сделаю. Но, чёрт возьми, Тьяд, вы видели, что за хаос творился ночью. Думаете, кто-нибудь его увидит?
— Надо попробовать. Он попытается выбраться оттуда.
— Ладно, не проблема, тогда его вздрючат, все границы закрыты, поэтому, где бы он ни объявился, его просто остановят. Даже если он успеет добраться до Бещеля, ваши люди не настолько некомпетентны, чтобы кого-нибудь выпустить.
— Хорошо, но всё-таки наложите на него ореол?
— Не наложите, а нашлите. Хорошо.
На дорогах в обоих городах появлялось всё больше машин «Скорой помощи», мчавших к местам продолжавшегося кризиса, здесь и там видны были гражданские машины, демонстративно повиновавшиеся правилам дорожного движения своего города, старавшиеся миновать друг друга с необычайной правовой заботой, как и немногие пешеходы. У них должны были иметься хорошие оправдательные причины, чтобы находиться на улицах. Усердие их не-видения и видения было подчёркнутым. Штриховка восстанавливается быстро.
Стоял предрассветный холод. Вооружённый отмычкой Ашила, но без его апломба, я вскрывал уль-комский автомобиль, когда Дхатт снова перезвонил. Голос у него был совсем другим. Он был — сомнений в этом не оставалось —
— Я был не прав. Мы нашли его.
— Что? Где?
— В Связующем зале. Единственной милицьей, не выведенной на улицы, были пограничники. Они узнали его по фотографиям. Говорят, он там уже несколько часов, должно быть, направился туда, как только всё это сорвалось с цепи. Он был в зале раньше и оказался там в ловушке вместе со всеми остальными, когда зал перекрыли. Но послушайте…
— Что он делает?
— Просто ждёт.
— Они его схватили?
— Тьяд, послушайте. Они не могут. Есть одна проблема.
— В чём дело?
— Они… Они не думают, что он в Уль-Коме.
— Он перешёл границу? Тогда нам надо говорить с бещельским пограничным патрулём…
— Нет, слушайте. Они не могут сказать, где он.
— …Что? Что? Что он делает, чёрт возьми?
— Он просто… Он стоял там, неподалёку от входа, у всех на виду, а потом, когда увидел, что они к нему направляются, он пошёл… но по тому, как он двигается… по одежде на нём… они не могут сказать, находится ли он в Уль-Коме или в Бещеле.
— Просто проверьте, не прошёл ли он через зал до его закрытия.
— Тьяд, здесь стоит чертовский хаос. Никто не отслеживал документы, компьютер или что-то ещё, так что мы не знаем, переходил он или нет.
— Вам надо заставить их…
— Тьяд, послушайте. Это всё, чего я смог от них добиться. Они чертовски напуганы даже тем, что видели его, и говорят, что это брешь, и они не вполне не правы, потому что, знаете, что? Могло быть и так. Сегодняшней ночью в особенности. Люди Бреши повсюду, произошло чёртово закрытие, Тьяд. Последнее, на что кто-то решится, это рисковать совершить брешь. И это последняя информация, которую вы получите, если Боуден не станет двигаться так, чтобы они смогли понять, что он определённо в Уль-Коме.
— Где он сейчас?
— Откуда мне знать? Они не рискуют смотреть на него. Сказали только, что он начал ходить. Просто ходить, но так, что никто не может сказать, где он.
— Никто его не останавливает?
— Они даже не знают, можно ли им его видеть. Но при этом он и брешь не совершает. Они просто… не могут понять.
Пауза.
— Тьяд?
— Господи, ну конечно. Он просто ждал, чтобы кто-то его заметил.
Я погнал машину к Связующему залу. Тот был в нескольких милях. Я выругался.
— Что? Тьяд, что?
— Это именно то, что ему надо. Вы сами сказали, Дхатт: его бы отослали от границы пограничники любого города, в котором он находился бы. Что из этого следует?
Несколько секунд стояло молчание.
— Чтоб меня, — сказал Дхатт.
В таком неопределённом состоянии никто не мог задержать Боудена. Никто.
— Где вы? Как близко к Связующему залу?
— Могу добраться туда за десять минут, но…
Но и он не задержит Боудена. Как бы Дхатт ни терзался, он не рискнул бы подставляться Бреши, видя человека, который мог находиться не в его городе. Я хотел сказать, чтобы он не беспокоился, хотел умолять его, но мог ли я говорить ему, что он не прав? Я не знал, что за ним не будут следить. Мог ли я сказать, что он в безопасности?