Город и столп
Шрифт:
Школьные воспоминания были туманными. Джим помнил, что когда-то его привлекали девочки. В четырнадцать лет его весьма интересовала одна пышногрудая девчонка по имени Пруденс. Они обменивались валентинками, а одноклассники дразнили их женихом и невестой. Он предавался сексуальным фантазиям о Пруденс, но потом она перестала его интересовать. Ему исполнилось пятнадцать, и он увлекся спортом и Бобом. И с этого времени для него в мире не существовало никого, кроме Боба.
Затем была жизнь на море. Он по-прежнему содрогался, вспоминая ночь в Сиэтле с Коллинзом и двумя девицами. Теперь он
Воспоминания о Шоу, хотя и отравленные тягостным расставанием, были приятными, и Джим улыбался всякий раз, думая о нем. Он многому научился у Шоу и познакомился через него с интересными людьми, которые все еще могут быть полезными для него. А еще он вдруг обнаружил, что жалеет Шоу, а чувство жалости всегда щекочет самолюбие, поскольку приятным образом преуменьшает значение объекта, на который направлено.
Воспоминания о Поле Салливане и Марии Верлен были еще настолько живы, что он не мог их анализировать. Но он чувствовал: и тот, и другая сыграли важную роль в его жизни. Из них двоих он больше любил Марию, хотя и понимал теперь, что никогда не сможет спать с ней даже уже потому, что они слишком часто говорили об этом. Слова заменили действия. Салливан тоже исчезал за потоками слов и эмоций, преувеличенных, но в то же время неопределенных. Что же до Боба, то он исчез как в воду канул. Никто не знал, где он, так по крайней мере выходило со слов миссис Уиллард, которая изредка писала Джиму, сообщая ему то о болезни отца, то о замужестве Кэрри, то о поступлении Джона в университет. Но Джим был уверен, что в один прекрасный день Боб появится вновь и они продолжат то, что было начато тогда у реки, а пока его жизнь словно приостановилась в ожидании.
Не в силах больше выносить зимний холод Джим пошел к Кервински. Тот сидел за столом в окружении театральных сержантов, обходительных молодых людей, которые знали тысячи неприятных историй о знаменитостях.
— А-а-а, Джим! Тебе что-то надо? — улыбнулся во весь рот Кервински.
— Я хотел узнать, сержант, отправка за океан не предвидится?
Кервински вздохнул:
— Тут никогда не знаешь, на каком ты небе. По действующему приказу тебя отправят в апреле, хотя, может, что-то и изменится. Но сейчас ни я и никто ничего не сможет сделать. Все решается в Вашингтоне.
— Я подумал, нельзя ли меня приписать к одному из экипажей, которые здесь формируются?
— Можно, но их тоже отправят не раньше весны. А что это тебе так невтерпеж?
— Здесь чертовски холодно. Я замерз до смерти.
Сержант рассмеялся:
— Боюсь, что тебе придется терпеть вместе с нами. Вы, южане, такие нежные, — добавил он. Остальные рассмеялись.
На том дело и кончилось.
Наступило Рождество, а с ним пришла метель. Два дня над базой задувал ветер и валил снег. В двух шагах ничего не было видно. Солдаты не могли дойти от одного здания до другого, терялись. День ничем не отличалась от ночи.
Когда метель наконец утихла, база напоминала
В клубе поставили елку, и солдаты, собравшись вокруг нее, потягивали пивко и предавались горьким воспоминаниям о прошлых рождественских праздниках. Джим со скуки подошел к пианино, за которым капрал подбирал одним пальцем какую-то мелодию. Только подойдя вплотную, Джим понял, что этот капрал — Кен.
— Привет, — сказал Джим. Момент был щекотливый.
— Привет, — Кен был немногословен. — Скучновато.
Джим кивнул:
— А я еще и пиво не люблю.
— Помню. Ты чего делал-то? — Кен продолжал стучать по клавишам одним пальцем.
— Пытался согреться.
— Ты вроде на Аляске бывал.
— Да, но потом я долгое время прожил в тропиках. Ненавижу холод.
— Переведись в Луизиану. У нас там новая авиабаза.
— Как?
Кен наигрывал гимн морской пехоты:
— Если хочешь, я поговорю с одним кадровиком-сержантом. Он мой хороший приятель.
— Было бы здорово.
— Я спрошу у него завтра.
— Спасибо!
Джим был благодарен Кену, но его терзали подозрения. С чего это Кен так рвется ему помочь? Не хочет ли он, чтоб Джим уехал из Колорадо?
На следующий день Джим в библиотеке случайно столкнулся с сержантом Кервински. Сержант читал журнал о кино.
— Привет, Джим! — Кервински зарделся. — Похоже, мы с тобой сегодня два лодыря. Кстати, Кен мне сказал, что говорил с тобой вчера по поводу Луизианы.
— Говорил, — Джим был удивлен. — Я и не знал, что вы знакомы.
— Знакомы, — Кервински засиял. — Мы даже сегодня вечером собираемся поужинать вместе в Колорадо-Спрингс. Хочешь, составь нам компанию.
Тон приглашения не оставлял никаких сомнений. Кервински меньше всего хочет, чтобы Джим составил им компанию.
— Нет, спасибо, сегодня не могу. Он хороший парень, Кен.
— Я тоже так думаю. Я обратил на него внимание в самом начале, когда вы еще в дружках ходили, помнишь? Такой искренний парень.
— Да, — Джим неожиданно разозлился. — Хороший парень.
Он замолчал, отыскивая способ уязвить своего преемника. В голову ему не приходило ничего лучше, чем сказать:
— Он, кажется, собирается вскоре жениться.
Кервински был сама безмятежность:
— Ну, я думаю, что непосредственной угрозы нет. Ему и без того хорошо. И потом гораздо дешевле покупать молоко, чем держать корову.
Джим поглядел на сержанта с нескрываемой ненавистью. Но сержант и виду не подал, что ощущает неприязнь Джима.
— Ты ведь знаешь, что мы переводим в Луизиану всего несколько человек.
Только теперь до Джима дошло.
— Да, и Кен обещал разузнать, можно ли и меня включить в их число. Надеюсь, капитан Бэнкс не будет возражать.
— Конечно, не будет. Естественно, нам будет жаль тебя потерять.
Джим был озадачен. У него с Кеном ничего не получилось, а вот у Кервински получилось. Это казалось невозможным, но, очевидно, что-то произошло, и теперь эта парочка хотела поскорее избавиться от Джима.
— Спасибо! — сказал Джим и вышел из библиотеки. На душе у него было черным-черно.