Город и ветер
Шрифт:
Мысленная блокировка, установленная под давлением инстинкта самосохранения в тот момент, когда маг осознал, что не может коснуться своей магической силы, растаяла.
Беспомощность.
Бесполезность.
«Тот, кто теряет самообладание, теряет всё». Считалось, что это высказывание остаётся верным и в обратном порядке. Но как и тогда, когда халиссийские целители оказались бессильны залечить нанесённую отравленным болтом рану, Тэйон обнаружил, что воспринимает ситуацию со странной отстранённостью. Должно быть, запас отпущенного на эти дни страха из него, как и многое
Его магическое восприятие было цело. Он всё ещё чувствовал ветер, он видел, слышал свою стихию, ощущал движение воздуха кожей и костями. Могущественные защитные силы, его собственной кровью впаянные в эти стены, были открыты взгляду, тонкие воздушные нити, протянутые через помещение, чтобы помочь ему передвигать парализованное тело, ощущались на вкус.
Более того, энергетическое истощение, которое накатило, после того как маг справился со штормом, прошло. Стихия наполняла его, близкая как никогда, могучая как никогда.
Но маг, ещё недавно с небрежной точностью передвигавший циклоны и атмосферные фронты, не мог заставить эту стихию повиноваться.
Его сродство с ветрами не пострадало, потому что даже душильник не мог уничтожить внутреннюю суть воздуха. Но вот хрупкая перемычка между человеческой волей и дикой магией, та ментальная лесенка, которая позволяла ему контролировать свою истинную природу, оказалась… нет, не разрушена. Искривлена, изранена, изменена, как будто из неё выдрали целые куски. Тэйон Алория всё ещё был воздухом. Но он потерял способность властвовать над той частью себя, которая называлась магией.
Осторожным усилием магистр попытался потоком ветра пошевелить кисточки, свисавшие с балдахина. И с едва слышным ругательством скатился на пол, когда тяжёлая кровать вдруг рванулась из-под него в сторону, сметённая резким, ураганным порывом ставшего вдруг почти твёрдым воздуха. Арбалет с приглушённым ковром грохотом упал рядом.
Что ж. Следовало дважды подумать, прежде чем скармливать жадной ненасытности Отчаяния Магов те воспоминания.
Беспомощность — невыносима.
Бесполезность — унизительна.
Но всё это не идёт ни в какое сравнение с опасностью, которую представляет для себя и для окружающих полный мастер стихийной магии, потерявший всякий контроль над подвластными ему силами.
Старейшины тотемных кланов до сих пор удивлялись, как юному Хозяину Ветров удалось пережить собственное детство. Однако теперь он не был маленьким ребёнком, чьи способности росли и развивались одновременно с волей и самоконтролем. Если то, что он мог теперь, после пятидесяти лет целенаправленного развития собственного магического дара, вырвется на свободу… Стихии не прощают небрежных и неосторожных. Судьба Ойны ди Шрингар была наглядным тому примером.
С другой стороны….
То, что однажды ему принадлежало, Тэйон Алория сможет вернуть обратно.
Но он совершенно отказывался заниматься этим, лёжа на полу. Даже если это и удобнее.
Через ножны, охватывающие правую руку, магистр подозвал к себе
Дело не просто в медленном обретении недостающих навыков, как это было в детстве. При первой же неудачной попытке сколько-нибудь серьёзного контакта со стихией он просто сорвётся. И будет выжжен изнутри. Необходимо вмешательство извне, и немедленно, пока раны ещё не зарубцевались.
Обратиться к мастеру Ри? Это было бы самым разумным, но… Тэйон изогнул губы в усмешке, одновременно презирая ограничения, наложенные его воспитанием и признавая их справедливость. Чёрный целитель остаётся чёрным целителем. Слова «врачебная этика» к нему неприменимы. Да, Ри-лан мог бы помочь, пусть не сразу и не до конца, но мог бы. Однако для этого пришлось бы доверить ему… всё. Всё, что у Тэйона ещё осталось от самого себя.
Вот она, школа халиссийской политической паранойи. Никто не должен видеть уязвимости. Может быть, лишь Таш… но Таш была далеко, и на грани самоубийственной схватки. Ей самой впору просить его помощи, а не наоборот.
Что ж. Если нет клана, на который можно опереться — придётся опираться на самого себя.
У него были знания и мастерство, но не было доступа к силе. Значит, должен быть найден путь, на котором сила станет несущественным фактором. Тэйон знал только один такой путь.
Маг откинулся в кресле в знакомой позе медитации, в которой он проводил долгие часы и до, и после своего ранения. Тело, приученное повиноваться этой команде, расслабилось, приходя в состояние, которое не было сном, но не было и явью.
Лишь достигнув неподвижности физической, Тэйон потянулся к неподвижности душевной. Спокойно и неторопливо он приближался к аналитической отстранённости, необходимой для того, чтобы творить базовую магию. Даже простейший трюк — ментальная иллюзия — требовал полного созвучия тела и разума. Волшебник властвовал лишь над грубыми, примитивными силами, доступными его сознанию. Смысл даже самого схематичного заклинания заключался в том, чтобы путём символов, образов, знаков активизировать бездонные глубины подсознания, влить их в поток воли и воображения. Это невозможно было при отсутствии гармонии во внутреннем мире мага.
Его навыки откликались неохотно и сбивчиво. Как будто все те константы внутренней симметрии, которые магистр привык ассоциировать с понятием «Я», вдруг изменились и теперь внутри царил совсем иной баланс сил. Маг чувствовал себя как гениальный живописец, взявший краски и холст и обнаруживший, что вырабатывавшаяся десятилетиями техника письма исчезла. Он мог теперь лишь обхватить кисть неуклюжим кулаком и возить по листу размашистыми, широкими движениями двухлетнего ребёнка. Тэйон очистил свой разум от мыслей, приготовившись нырнуть в глубины, скрывавшиеся за ежесекундным потоком сознания. Осторожно, шаг за шагом, точно новичок-первогодка в школе магии, он отрезал себя от физических ощущений. И через какое-то время смог раствориться в пассивном самосозерцании.