Город клинков
Шрифт:
– Да, – спокойно отвечает Сигню.
– То есть вы через три месяца завершите то, над чем бились годами?
– Да.
– А вы случайно не рехнулись, нет?
– Нет, насколько я знаю.
– И как вы это собираетесь сделать?
– Я понимаю ваш скептицизм и не обижаюсь, – говорит Сигню. – Годами ЮДК искала решение – как же расчистить бухту, как ликвидировать последствия пережитых катастроф. Однако время пришло, и наши инженеры нашли выход: модульная переработка компонентов.
– Что?
Сигню снисходительно улыбается. А ведь она, Мулагеш, только что выдала совершенно предсказуемую реакцию на, так сказать,
– Мы не можем продвигаться внутрь Солдинской бухты из моря: между нами и, скажем так, городом – целое подводное кладбище зданий. Поэтому мы решили двигаться в обратном направлении – из бухты в море. Мы разобрали два основных необходимых в нашем деле устройства – кран и грузовое судно – на части. Простые, дешевые, функциональные части, на которые можно без усилий их разобрать – и так же просто и быстро собрать из них готовый к работе механизм. Тогда мы поставили складские ангары в нескольких милях от Вуртьястана, там, где мы смогли подойти к берегу и разгрузиться, – и она показывает на приближающийся маяк, – и построили железную дорогу, по которой оборудование можно перевозить в гавань. Что ж. С той минуты, как мы сумели доставить части кранов и судов в устье, когда мы сумели собрать первые два крана, – с той минуты мы выиграли у стихии.
И Сигню торжествующе затягивается сигаретой. Мулагеш смотрит изучающе, ждет, а потом все-таки спрашивает:
– А почему два крана?
– Потому что если ты можешь поставить два крана в правильном месте – все, дело в шляпе. Сначала с их помощью мы построили пристани и корабли. Потом они собрали еще четыре крана дальше в море, по одному с каждой стороны. И эти четыре крана таскали обломки, грузили их на корабли и построили еще восемь кранов дальше в море, по одному с каждой стороны от себя. Тогда восемь новых кранов таскали обломки, грузили их на новые суда и построили еще шестнадцать новых кранов… а потом тридцать два, шестьдесят четыре и так далее и так далее. Это, конечно, довольно грубое упрощение, но в целом вы можете понять, как это делалось.
Мулагеш смотрит на лес кранов из окна.
– И все это заняло…
– Чтобы довести проект до его нынешнего статуса, нам понадобилось меньше двенадцати месяцев.
– Серьезно?
– Да, – кивает Сигню, не скрывая гордости. – Нам сказали, что вниз по течению Солда уже перестала разливаться – ваше прежнее место назначения, Мирград, от этого немало выиграло. И вот однажды, да что там, очень скоро, некогда изолированные и отрезанные от цивилизации части Континента будут связаны единой транспортной артерией. Так что новый расцвет Континента не за горами.
– И чья же это была идея?
– Ну как вам сказать. Над проектом работали несколько команд, каждый этап, каждый шаг требовал самого строгого контроля и тщательного планирования, и…
– Это были вы, не правда ли?
Сигню молчит ровно столько, сколько требует скромность.
– Это была моя идея, но самого общего характера… Да, я сформулировала принципы модульного процесса и контролировала поставки оборудования и прочие важные детали. И крановые стрелы – частью моя работа. Однако свой вклад в общее дело внесло очень много команд.
– Полагаю, должность главного инженера не дают за красивые глаза, ее заслужить нужно.
– Кто знает? Компания только что учредила эту должность. До меня у нас не было главных инженеров.
– Вот
Сигню растерянно смигивает:
– Королевской семьи Дрейлинга?
– Ваш папа, если я не ошибаюсь, наследный принц, нет?
Сигню медленно выдыхает дым через ноздри и стряхивает сигарету в пепельницу в ручке кресла.
– Соединенные Дрейлингские Штаты теперь свободное демократическое государство. Нам нет никакого дела до монархии. И мы также не имеем ничего общего с пиратскими корольками времен Республики.
– Даже если трон изначально принадлежал вам?
Ее глаза вспыхивают:
– Не мне, генерал. Я не имею к этому отношения. И моя работа в гавани – тоже.
– Вы хотите сказать, что ваш отец не имеет никакого отношения к тому, какую должность вы здесь занимаете?
Сигню тушит сигарету, прихватив горящий кончик большим и указательным пальцами. Кожа ее шипит от прикосновения раскаленного пепла, однако на лице женщины не отражается боли. Серьезные у нее, однако, на пальчиках мозоли.
– Боюсь, мой отец, генерал, – медленно говорит Сигню, – имеет очень, очень мало отношения к тому, что нынче происходит. Во всяком случае, к важным событиям. И если вы хотите узнать его мнение по этому вопросу, вам разумнее обратиться к тому, кто знает его лучше, чем я. Точнее, к тому, кому это почему-то интересно.
Сигню поднимает взгляд, поезд замедляет ход и останавливается. Над ними высится белая башня маяка. Лицо Сигню постепенно принимает прежнее, чуть лукавое и улыбчивое выражение.
– А вот мы и приехали! Позвольте мне пригласить вас на ужин. Я знаю, что час уже поздний, однако я более чем уверена, что вы умираете от голода.
И, не проронив более ни слова, Сигню выходит из вагона, оставив Мулагеш наедине с ее багажом.
Мулагеш и Сигню ужинают в отдельной гостиной, которая находится прямо под комнатами смотрителя маяка. Похоже, эта часть здания зарезервирована за высшими эшелонами власти компании: Сигню долго звенела ключами, открывая дверь за дверью, пока они дошли до нужной комнаты. Их официант – дрейлингский юноша с клочковатой бородкой – входит и выходит через потайную дверь рядом со шкафом в углу. В комнате все говорит о тайных переговорах и не менее важной работе, которая начинается по их завершении. Хотя, по правде говоря, больше всего эта парадная гостиная походит на китобойную таверну, только очень-очень разбогатевшую: кругом темное резное дерево, а на стенах развешаны кости морских тварей крайне неприятного вида. В некоторых скелетах до сих пор торчат острия гарпунов.
– Если хочешь, чтобы на тебя работали лучшие из лучших, – объясняет Сигню, когда они сюда входят, – предоставь им идеальные условия для отдыха. Люди приехали на другой край света и ежедневно рискуют жизнью в неприветливом море – и пусть они испытанные моряки и работяги, у них лучшие повара, их развлекают самым замечательным образом, и мы обеспечиваем им наилучшее размещение, которое только можно купить за деньги.
Однако Мулагеш про себя подмечает, что размещение – оно интересное такое, на века. Постоянное такое размещение. Никто не станет отгрохивать эдакую махину, если не собирается поселиться здесь надолго. А она говорит – через три месяца работы в гавани завершатся. И что дальше?