Город, которого не было
Шрифт:
Нашему герою для творчества нужно было нечто иное, скромное и простое. Убедившись, что на этот раз вдохновение само не придет, Доброжелатель повздыхал и, открыв ящик стола, достал оттуда черный пластмассовый чернильный прибор. Такие чернильницы даже сейчас можно встретить в почтовых отделениях и некоторых официальных учреждениях. Писать обычным пером, поминутно макая его в чернильницу, намного неудобнее, но зато все это стимулировало творческое воображение Доброжелателя безотказно.
Он стер специальной тряпочкой остатки засохших чернил с пера, сладострастно содрогнувшись, макнул его в чернильницу, и тут к нему подползла его специфическая
Дело было сделано. Оставалось только ждать "реагирования".
12
Председатель горсовета Никодим Осипович Иванов, прожив в городке больше десятка лет, почти перестал удивляться творившимся здесь удивительным непорядкам. Но сейчас, думая о том, как более правильно, по-деловому сформулировать распоряжение, он недоуменно пожимал плечами, мучительно морщил лоб и вздымал брози. Интересно, как бы среагировал на эти события человек свежий, непривычный? Это же надо: автобус летает. И не потому вовсе, что в нем для этого специальные технические штуковины установлены, а потому, что погода хорошая, настроение у пассажиров и водителя хорошее. Вот и порхает тяжеленный автобус от остановки к остановке, словно бабочка. И не дым валит из его выхлопных труб, а исходят ароматы роз, ландышей и прочая благоухающая чертовщина. Нет, дело это надо пресечь в корне! А если кто вывалится из окна? А если еще какая непредвиденная случайность? Кто отвечать будет?
Он взял ручку и стал писать: "Имеют место быть отдельные полеты автобусов над городом, что создает повышенную опасность для рейсов гражданской авиации, в смысле кукурузника,- он с удовлетворением перечитал написанное, похвалил себя за тонкость формулировки и красоту стиля и закончил: "Полеты автобусов впредь прекратить до оборудования их приспособлениями против вываливания пассажиров на землю, а также до окончательного согласования расписания рейсов автобусов и самолетов".
Тут в кабинет вошла секретарша с распечатанным конвертом в руках.
– Что, Лидусик?
– вскинул на нее затуманенные очи председатель.
Секретарша брезгливо поджала напомаженные губы и, сверкнув маникюром, двумя пальчиками подала ему конверт.
– Анонимка. От Доброжелателя. На Пришельца и его компанию.
– Да,- промычал Никодим Осипович, отрываясь от бумаг.- Он может хлопот доставить. Ну ладно, пошли кого-нибудь за Пришельцем. Пусть соберет своих друзей - и сюда, в тринадцатый кабинет. Поручи Николаю с ними побеседовать.
Вот так и случилось, что ближе к концу знойного июльского дня, когда солнце, раскалив городок, все стремительнее катилось вниз к горизонту, в комнате номер тринадцать, окна которой выходили прямо на улицу Хорогодскую, собрались известные нам лица. Они ждали в томительной духоте и то недоуменно поглядывали друг на друга, то бесцельно посматривали в окно. Там по улице возвращались с пляжной Мекки слегка утомленные, розоволицые, с облупившимися носами отдыхающие: в беленьких картузиках на голове, в цветных рубахах, фривольно завязанных узлом на голом животе. В комнату через узкую форточку доносился
К счастью, ожидание их не было долгим. Инструктор Николай - веселый молодой человек с пышной шевелюрой - быстро вошел в комнату, подмигнул взволновавшейся компании и, бегло взглянув на часы, бодро заявил:
– Не волнуйтесь. Анонимка, конечно, идиотская. Но, сами понимаете, объяснительную каждому из вас придется написать. Формальность, конечно, но...
– О чем эта мерзость?
– не сдержался Садовник. Николай пожал плечами.
– Ерунда какая-то. Вы, Садовник, обвиняетесь в том, что выращиваете рассаду опиума. О Пришельце сказано, что он опасен в пожарном отношении, так как и здоровый очень горяч, а если заболеет, то в прямом смысле слова огнем пылает...
Присутствующие с безмолвным удивлением внимали плоду болезненной фантазии Доброжелателя, и никто не замечал, что в полуоткрытую дверь зорко и враждебно вглядывается чей-то глаз.
– ...Охотник обвиняется в браконьерстве. А ты, Мальчик, в хулиганском поведении - у дряхлых старушек сетки с хлебом выдираешь у магазина, котам глаза выколупываешь...
Охотник ерзал на стуле, непривычно свирепо посверкивал глазами и причитал:
– Ладно, пусть о нас, взрослых. Хоть и это как-то... не совсем. Но зачем и Мальчика впутывать? Отвратительно! Ужасно! Не кровожаден я, но... Если бы встретил сейчас Доброжелателя, и ружье под рукой было, то...
Пришелец, болезненно сморщившись, прислушивался к разговорам, и вены на его тонкой птичьей шее ритмично вздувались.
– Не человеческая психология,- бормотал он сам себе.- Нет, не человеческая.
– Обо мне, что этот подлец накарлякал?
– мрачно поинтересовался Мастер Золотые Руки и выложил на стол огромные кулаки свои.
– Что вы тайно мастерите самогонные аппараты и втридорога продаете их населению.
– Я? Самогонные аппараты?!
– только и смог Мастер, что в крайнем изумлении повторить подлые слова анонимки. Столь бесстыдная ложь поразила его в самое сердце - кулаки бессильно расслабились, поникла могучая голова.
– Да не волнуйтесь вы, мы и сами, конечно, понимаем, что все это выеденного яйца не стоит. Но порядок есть порядок, и по данному вышеизложенному вопросу каждый из вас должен предоставить объяснительную.Он еще раз взглянул на часы и со вздохом облегчения закончил: - Вот это и все. Объяснительные сдадите секретарю.
Глаз за дверью взблеснул, как уголь, послышалось глухое, словно собачье, ворчание. И вдруг черная туча стала вползать в дверную щель, окутывая людей непроглядной тьмой.
– Как это "все"?
– возопил из тьмы чей-то зловещий голос.- Почему "выеденного яйца не стоит"? Прежде надлежит тщательно проверить все факты, указанные в письме!
Люди, слушая, будто оцепенели, будто сковал их невидимыми цепями этот голос - странно знакомый, заполняющий все естество тоскливым беспокойством. Лица у всех окаменели, потускнели взоры, и сам мозг, казалось, оцепенел, пораженный ядом гнусных звуков, непостижимым образом сложившихся в человеческую речь.
Тут тьма потихоньку рассеялась, и стало видно стоящего в центре комнаты разъяренного Доброжелателя. Его седые волосы были растрепаны, а полную физиономию ежесекундно искажала гримаса гнева и ненависти. Губы старого пасквилянта дергались, обнажая верхние зубы - острые и большие, как у крысы.