Город, которого не было
Шрифт:
– Павлуша! Она заговорила!
– Да?
– рассеяно отозвался глава семейства и перевернул страницу.Ничего удивительного. Для женщин разговор - форма существования.
После описываемого события молоко у матери пропало, и ребенка стали кормить из бутылочки.
Как-то раз, месяц спустя, мать, зайдя в комнату, заметила что девочка пристально смотрит в одну точку. Она посмотрела туда же и похолодела: бутылочка с молоком рывками двигалась к краю стола. Еще мгновение, и она, свалившись вниз, с глухим стуком раскололась. Девочка, глядя на расплывающуюся белую лужицу,
– Снова ты за фокусы свои взялась! Что ты наделала?!
– воскликнула мать, у которой возмущение перебороло удивление.
– Я есть хочу,- всхлипывая, оправдывалась пятимесячная малютка.
– Позвать надо было, попросить.
– Я звала, но ты не услыхала.
И тут мать вспомнила, что несколько минут назад, когда она на огороде подсапывала картошку, в голове ее будто раздался шелестящий шепот:
– Мама, я хочу есть.
Так обнаружилось, что у Фени, помимо всего прочего, есть способность и к телепатии.
Родители постепенно привыкали к необычным способностям ребенка. И когда в пустой комнате невидимая рука переставляла предметы в поисках утерянной игрушки, родители хладнокровно замечали:
– Осторожно, Фенечка. Не разбей чего-нибудь, ради бога.
И знали, что Феня, где бы она ни находилась, слова родительского увещевания услышит.
К пятнадцати годам она выросла в очаровательную девушку - стройную, гибкую, живую. На первый взгляд это была самая обыкновенная девушка, добрая и приветливая. Но помилуйте, что это за обыкновенная девушка, которая платья носит со специально обработанными проймами, через которые продевает крылья? Что это за обыкновенная девушка, которая... Однако все по порядку.
Каждое утро в половине восьмого жители Киевской, окна которых выходили на улицу, могли видеть юную фею, спешащую в молочный магазин с пузатым облупленным бидоном в руках.
Ходить за молоком для младшей сестренки было постоянной обязанностью Фени. Вначале, только получив эту нагрузку, она попыталась было забирать молоко из магазина, используя свои сверхъестественные возможности, нежась в постели, потягиваясь и позевывая.
Но тут, к ее удивлению, на нее ополчились с двух сторон. С одной стороны - молочницы, которых в серые утренние часы самодвижущиеся бидоны повергали в испуг. С другой - отец, который, со значением трогая ремень, заявил:
– Не позволю бездельничать. Хорошо помню: труд из обезьяны человека сделал.
Суровый тон отца, стальной блеск в его очах вызвали у Фени бурю протеста. Тонкий, будто солнечный лучик, ударив из глаз дочери, угодил в глаза отцу. Он внезапно подобрел, заулыбался и проворковал:
– Прелесть ты моя, голубушка. Трудись, золотце. Работай, солнце мое, а не то отлуплю.
Услышав последние слова, Феня вздрогнула от неожиданности и поникла золотистой головой.
Если отец Фени был принципиальным противником телекинеза, то мать возненавидела телепатию.
– Нехорошо это,- говорила она, ни к кому не обращаясь и нарочито гремя кастрюлями.- Кто читает чужие письма, о том говорят - непорядочный. А мысли, мысли! В них тайного больше, чем в письмах. Нечаянно
Мальчик жил во Втором Киевском переулке, девочка - по Киевской улице. Ему скоро должно было исполниться шестнадцать, ей было пятнадцать с небольшим. В этом возрасте девочки зачастую превращаются в очаровательных девушек. Вечерами, испытывая непонятное томление, они безудержно стремятся из дому, собирают открытки с ликами киноартистов и с большим пылом переписывают в свои альбомчики сентиментальные стихи.
6
Но наши герои были не такими. Дружба их продолжалась, в ней, правда, появились новые трепетные оттенки. Раньше Феня была просто симпатичной девочкой, теперь она стала красивой девушкой, и это невыразимо волновало Мальчика - теперь уже юношу. И, бывало, он смущался, умолкая на полуслове, и как воришка, пойманный на месте преступления, терялся, если случайно взор его падал на маленькую девичью грудь.
Но все же они по-прежнему понимали друг друга. Стоило Фене посмотреть на кого-то, кто показался ей забавным, и чуть-чуть прищуриться, как ее друг покатывался со смеху. А если он кивком указывал на то, что казалось ему смешным, то Феня тут же фыркала в ладошку.
Вместе они ходили в школу, вместе возвращались и всю дорогу весело болтали - общих тем у них было предостаточно. Несмотря на издевки одноклассников, он неизменно нес оба портфеля.
– Закат вчера был чудесный, правда?
– говорила Феня, не сомневаясь, что он его наблюдал.
– Полнеба пылало!
– Как тысяча костров горело,- кивала она.
Вообще-то ему мечталось, чтобы Феня видела в нем настоящего мужчину, а не долговязого подростка, которым он и был на самом деле. Хотелось ему, чтобы в ее зеленоватых, с зернышками глазах не только искрились смешинки или светилось простое дружеское расположение к нему. Хотелось чего-то большего. Восхищения. А может... и любви.
И, чтобы казаться старше и сильнее, он ходил, смешно выпятив грудь и развернув худые плечи.
Чтобы сделать такую осанку привычкой, он пытался сохранять ее и дома.
Тетка, однажды заметив это, с немалым удивлением высказалась:
– Петух!
Мальчик побагровел, но позы не сменил.
– Лопух,- добавила она, начиная что-то понимать. Щеки его запылали. Тетка, поразмыслив еще немного, жалостливо заключила:
– Бедный.
На глазах у него появились слезы, и он убежал на свой холм. Тетка неопределенно покачала головой и вернулась к своей прополке, к своей побелке, к своим цыплятам и кролям.
7
Валериан Семенович преподавал физику в старших классах. Был он худ, мал, вспыльчив и резок в движениях. Огромные, на поллица, очки в роговой оправе едва удерживались на крохотном остром носике и делали педагога похожим на несовершеннолетнего мотоциклиста. Необходимость отрабатывать три года после окончания института "в этой дыре" сделала его желчным.
– Черт возьми!- раздраженно восклицал он, просыпаясь утром в своей холостяцкой кровати и с укоризной смотря на желтые пятна на потолке, образовавшиеся после вчерашнего дождя.