Город, который сошел с ума (сборник)
Шрифт:
– Нет, милейший Абрам Львович! Нет! Вы сначала посмотрите внимательно, а потом охаивайте. Тут же русским языком написано – Маде ин Италия.
Абрам Львович только брезгливо отвернулся:
– А какое, собственно, вы имеете право русскому актёру в лицо всякое такое совать?
Чеслав Антонович прекратил бледнеть и начал медленно наливаться краской. И неизвестно, чем бы эта беседа закончилась, да в гримёрку вошла, поскрипывая на ходу, директор театра Дзинтра Язеповна. Неестественно худа была Дзинтра Язеповна. Худа и ядовита. За
– Товарищи мужчины! – Начала вещать Дзинтра Язеповна с порога, – Товарищи мужчины! Если виновник сегодняшнего безобразия не признается сам, то будут оштрафованы все. Все до одного, – и Дзинтра Язеповна громко хрустнула суставами пальцев. Это было её любимое занятие – похрустывать суставами.
– Прошу прощения, уважаемая Дзинтра Язеповна, – обернулся к ней Чеслав Антонович, – Не могли бы Вы пояснить, что там у вас такое произошло.
– Я хочу, чтобы тот негодяй, который вымазал клеем сиденье унитаза, признался сам. Это безобразие. Мало того, что Светлана Николаевна опоздала на выход, так у неё теперь ещё нервный шок.
А Вы, товарищ Морозов, завтра после дневной репетиции пожалуйте вместе со мной в Горком Партии. Там о многом поговорим. И о вчерашнем медвытрезвытеле тоже, – изрекла Дзинтра Язеповна и хлопнула дверью.
К Сергею Семёновичу подскочил шустрый Вадимка Шипов. Начал делиться опытом:
– Ты, Серёга, только ни в чём не сознавайся. Начнут наседать – то, да сё – а ты стой на своём. Кричи – Не виноватая я! Это всё интриги.
Сергей Семенович посмотрел на Вадимову лисью мордочку и решил, что в случае с унитазом без этого пройды не обошлось. И мысленно похлопал в ладоши – уж очень эта Светлана Николаевна приму из себя корчила.
Сергей Семёнович протёр одеколоном лицо и руки и поднялся в буфет. Там было тихо и пусто. О недавнем спектакле помнили лишь неубранные столики. Буфетчица Зинаида Карповна считала выручку. Сергей Семёнович наклонился к ней и зашептал:
– Зинаида Карповна, золотце! Налей в счёт зарплаты. А то до смерти четыре шага осталось, право слово.
Зинаида Карповна посмотрела на Сергея Семёновича одним глазком, а другим уткнулась в таинственную тетрадочку, где фиксировала актёрские обязательства.
– Смотри, Серёженька. На тебе и без того двенадцать рублей. Ну, что с тобой поделаешь. Бедолага. Четвёртый десяток… небось, яйца уже сивые, а всё кота играешь.
– Я люблю искусство в себе, а не себя в искусстве, – привычно парировал Сергей Семёнович, и добавил, – Мне бы сто пятьдесят беленькой и закусить. Веришь ли, со вчерашнего дня крошки во рту не было.
Зинаида Карповна налила водку, плеснула яблочного сока на запивку и, бросив на тарелку две ложки зелёного горошка, да рыхлую сардельку, сказала – Поправляйся, солдатик. А потом снова взялась за свои загадочные подсчёты.
И только успел Сергей Семёнович выпить свои вожделенные сто пятьдесят и только
– Серёженька! Да что же это такое. Вся труппа говорит, что тебя увольняют! – и на кукольно-синих глазах Татьяны Ивановны выступили слёзы.
– Танюша. Ты больше их слушай. Они ещё не того наговорят. Просто как-то так вышло, что вчера меня забрали в вытрезвиловку, вот завтра – на ковёр. Пожурят, да отстанут. Дело известное.
– А где же ты вчера нажраться успел? – Татьяна Ивановна начала подозревать недоброе. – Ты же от меня совсем не пьяный ушёл. Так… выпивши немножко.
– Ох, Танюша! – беспомощно развёл руками Сергей Семёнович. – И рассказал бы, да ты не поверишь. – Сергей Семёнович помолчал и добавил скорбно: Со вчерашнего так мутит, так мутит… А ведь, кажется, и выпили всего ничего.
Татьяна Ивановна подошла в буфету, потопталась, вернулась со стаканом, наполненным вполовину и смачно впечатала этот стакан в столик перед Сергеем Семёновичем.
– На, паразит, пей. И только попробуй мне соврать! Только попробуй!
Сергей Семёнович, воровато оглянулся, выпил содержимое и уронил голову в ладони. Потом только, отыграв этюд на тему «Как мне было плохо», начал рассказывать:
– Я, Танюша, как от тебя вышел, так решил пешочком через парк прогуляться. А там, как на грех, – как раз возле их административного здания, – лужа большая замёрзла. Я и поскользнись. Стал подниматься – никак. Ноги разъезжаются. Ну, я корячился, корячился, а тут откуда ни возьмись хмелеуборочная. И загребли.
– Господи Боже ж ты мой! И до чего же ты у меня невезучий! – поверила в рассказанное Татьяна Ивановна. – Ладно. Пошли ко мне. Отмыть тебя надо, да в порядок привести. В Горком пойдёшь, всё-таки.
Сергей Семёнович, разумеется, бессовестно врал и прикидывался, когда рассказывал о своих бедах. Всё было пусть немного, но не так.
Действительно пошёл Сергей Семёнович через парк. И вот, когда он проходил мимо ихнего административного корпуса, из подворотни вышел мужичок небольшого росточка и хрипло спросил:
– Прошу прошения, огоньку не найдётся?
Cергей Семёнович обомлел:
– Попал. Вот сейчас грабить начнут. Они, говорят, нарочно вперёд мелких подсылают. Как же, как же! – Засуетился Сергей Семёнович, – конечно найдётся! Как не найтись? – и Сергей Семёнович не только достал дрожащими руками из кармана спички, но и угодливо чиркнул, осветив огоньком собственные ладони и часть лица незнакомца.
– Я не курю, – сказал этот незнакомец. – Я не курю. Это у меня напарник Жорка курить хочет. А может ты с нами водки выпьешь, пока Жорка покурит?