Город, который забыл как дышать
Шрифт:
Все посмотрели на причал. Френч стягивал с головы шлем. Никто не заметил, как в центре бухты всплыл еще один утопленник. На лице водолазная маска, за спиной ржавые баллоны.
Воскресенье, вечер
На причале было светло как днем. Два вертолета висели над водой и ощупывали черные волны прожекторами. Три небольших катера военно-морских сил патрулировали прибрежную зону, четвертый стоял на якоре у выхода из бухты. Вдруг один из катеров взлетел вверх тормашками и ударился палубой о воду. Какая-то сила подбросила
– Ты видел? – изумленно спросила Тари. Они с Дагом стояли рядышком у окна в комнате Джозефа. Отсюда причал хорошо просматривался.
– Наверное, кит, – сказал Даг. Над перевернутым катером завис вертолет, ветер от лопастей рвал пену с гребней волн. Из дверцы спустили трос и страховочные ремни. – Киты в бухту за мойвой приплыли, – объяснил Даг Тари. – Она всегда тут нерестится.
– Нерестится?
– Икру мечет.
– Давай завтра сходим посмотрим?
– А и верно. – Даг подмигнул. Вертолет снова спустился, зацепил тросом какой-то мешок и потащил в сторону рыбозавода у подножия утеса. Там на стоянке для машин оборудовали временную посадочную площадку.
Катера продолжали деловито сновать в лучах прожекторов, подбирая что-то с поверхности. Внезапно перевернулся еще один. Мокрый черный хвост выбросил его из воды.
– Что это? – вскрикнула Тари.
– Не знаю, – мрачно ответил Даг, хотя на самом деле начинал понимать, что происходит. Утопленники поднимаются со дна. Море возвращает мертвецов. Киты почему-то никого не подпускают к телам. Да еще и русалка… На лице Тари смешались удивление и восторг. Даг вдруг почувствовал, как дорога ему эта малышка. Вот чудеса! Знакомы-то всего пару часов, а вишь ты – родственные души. Старый да малый. До чего же с ней уютно и спокойно.
Тари подняла глаза и улыбнулась, словно догадалась, о чем он думает.
– Так интересно!
Из комнаты внизу раздались голоса взрослых, девочка прислушалась и перестала улыбаться.
– Не дрейфь. С твоей мамой все чики-поки, – сказал Даг. – У нее просто шишка на голове.
– Что значит чики-поки?
– Значит, будет как огурец. Как новенькая. Как… в общем, все будет хорошо.
– Я знаю.
– Подумаешь, шишка. Делов-то.
– У меня тоже была шишка. – Тари повернулась и подняла волосы на затылке. Даг увидел маленький лиловый синяк. – Теперь мы с мамой одинаковые. Только не трогай. Больно.
– Не буду. – У Дага защемило сердце. – Храни господь твою бедную макушку, – сказал он.
Какая все-таки славная девочка! Не то, что другие теперешние дети. Трусы и скандалисты, Даг таких навидался. Вечно они ноют, вечно стараются заграбастать все, что приглянулось, взрослых ни в грош не ставят. А Тари воспитанная и добрая. Даг еле сдержался, чтобы не обнять внучку. Вместо этого он повернулся к окну.
– Городишко-то наш знаменитым становится, – пробормотал он, глядя на запад.
По верхней дороге со стороны потроширского шоссе тянулись машины. Мерсерову Пустошь заливал яркий свет. Небось, журналюги слетелись, будут репортажи свои вести «с места событий». Охочи эти стервятники до людского горя! И давно они тут? Из Дагова дома виден был только причал Аткинсонов.
– Сегодня прямо день чудес, – сказал Даг.
– Каких?
– Да я, понимаешь, нынче утром на рыбалке видал кой-чего… – таинственно прошептал он. Выдержал театральную паузу, потом повернулся и взглянул на девочку. – Уж и не знаю, стоит ли о том болтать.
Тари улыбнулась:
– А что ты видел?
– Видел – не видел, а такое только в сказках бывает.
Тари аж засветилась в предвкушении рассказа и села на краешек отцовской кровати. Даг отошел от окна. Надо унять тревогу. Что бы в городке ни творилось, надо держать себя в руках. Хотя бы ради внучки. Нельзя, чтоб она считала дедушку трусом.
– Ну расскажи, – канючила Тари.
– Ишь ты, расскажи. Тайны-то хранить умеешь?
– Лучше всех. Ну пожа-а-а-алуйста, расскажи. – Она заболтала ногами и умоляюще сложила руки.
Даг облюбовал старое деревянное кресло-качалку в углу спальни. Он вздохнул и оглядел пространство между собой и девочкой, помедлил, словно собираясь с мыслями, и погладил тускло блестевшие подлокотники. Несколько поколений одной семьи отполировали их локтями.
Даг покачался в кресле и, наконец, начал:
– Собрался я сегодня наловить трески.
– Треску нельзя ловить.
Даг изобразил испуг:
– Да ты что? – Он перестал качаться, наклонился вперед и внимательно посмотрел на Тари. – Кто это тебе сказал такую глупость?
– Папа.
– Ах да, он же у нас главный рыбак! – Даг махнул рукой, откинулся назад и снова начал раскачиваться. – Не то, что я или мой отец…
– Он даже лучше, чем рыбак. Он за океаном следит.
– Кто тебе сказал? – резко спросил старик. Кресло замерло.
– Папа. Он говорит, это семейная традиция. Так, по-моему.
– Хм.
– Он рыбу охраняет.
– Ну так вот, – продолжил Даг, качнул кресло и начал тихонько кивать головой в такт рассказу, – плыву это я на лодке, море вокруг спокойное, вода синяя-синяя. Погода сегодня была – прямо загляденье, ну, ты и сама помнишь. Никакого тебе ветра, полный штиль.
– И что ты видел?
– Терпение, мормышка, терпение.
Джозеф включил на кухне радио. Передавали новости. Сегодняшняя сенсация взбудоражила его. Такого Джозефу слышать еще не приходилось. Каждые пятнадцать минут шли репортажи о найденных в бухте Уимерли телах. Предполагали, что произошел какой-то несчастный случай на воде. То ли катер затонул, то ли самолет упал. Значит, утопленники под пристанью – не бред. По последним данным, тел было не меньше девяти, хотя точную цифру никто назвать не мог. Голос репортера звучал взволнованно. Если даже журналисты нервничают, значит, дело плохо. Джозеф чувствовал, как с каждой минутой в нем поднимается волна ярости. Он был прав. Прав во всем. Ничто так не убеждает человека в своей правоте, как галлюцинация, обернувшаяся реальностью. Убедительней не бывает.