Город-невидимка
Шрифт:
— Значит, мы едем все?
— Думаю, да. Поедете на двух машинах, с охраной. Нет, нет, — он поднял руку, видя, что Глеб собирается возразить. — Безопасность лишней не бывает. Мне не хотелось бы напрасно рисковать вами.
Глеб вздохнул, Евгений Михайлович стал вновь похож на самого себя — умного, осторожного и справедливого. Может, и вправду Северину станет спокойнее, когда он увидит, что виновные в смерти Арины наказаны.
— Еще вот что, — добавил директор. — Люди, загнанные в угол, могут быть очень опасны. Я категорически запрещаю вам приближаться к дому, пока штурм не закончится.
— А если произойдет нечто
— Обычных людей там не будет, дом будут штурмовать профессиональные тренированные бойцы, готовые ко всяким неприятным сюрпризам. Но если все же произойдет что-то подобное, вам следует посмотреть на это, особенно Яну. Если они попытаются скрыться при помощи магии или как-то заморочить омоновцев, разумеется, вам следует помочь. Но, пожалуйста, с безопасного расстояния.
Все по-разному восприняли поручение Евгения Михайловича. Динка с восторгом, хотя огорчилась, что им придется сидеть «в глубоком тылу». Северин казался слегка недовольным тем, что им запретили принимать непосредственное участие в штурме. Александра же отнеслась с явной досадой: «Трястись по морозу и колдобинам. Зачем? Все и без нас сделают».
Глеб и сам чувствовал, что вид поверженного врага не доставит ему радости. Разумеется, они поступают правильно, эти люди уже и так принесли немало вреда и получат то, что заслуживают. Но, говоря о триумфе, Евгений Михайлович, пожалуй, перебарщивает. Скорее, это необходимая, но неприятная работа. Глеб вспомнил про икону, и его вновь посетили сомнения. Может, не так уж и правы они были. Не стоило так безоглядно прислушиваться к Александре, надо было попробовать найти другие варианты. Он безжалостно отогнал тягостные мысли: «Что сделано, то сделано. Надо не сожалеть о прошлом, а сосредоточиться на нынешней задаче».
Вместительный внедорожник мягко покачивался на дорожных колдобинах. Деревня, где должна была состояться сходка руководителей неоязыческой организации, находилась в самой что ни на есть подмосковной глуши, среди Мещерских болот. За окном смеркалось, заснеженный лес по обочинам дороги навевал дрему.
Ян сидел погруженный в свои мысли. Сначала он пытался в своей обычной ехидной манере комментировать их путешествие. Даже стишок прочитал, что-то вроде: «Добро должно быть с кулаками, с клыками, с острыми рогами», — но Саша довольно резко его оборвала.
— Мы, значит, то самое добро? А ты предпочел бы, чтобы мы оказались на месте наших врагов?! Ну так давай, пойди и предупреди их. У нас есть преимущества — и мы их используем. Они поступают так же. Если ты не в курсе, то время рыцарских поединков и вызовов давно прошло! Да и не было его никогда. Это война, и побеждает тот, кто воюет без правил.
Правда, девушка тут же извинилась, сказав, что очень зла из-за того, что случилось с Северином, и свернула разговор на книгу, к большому удовольствию Глеба.
«Как все же Саша изменилась после Китежа, — подумал он мимоходом, — стала гораздо увереннее, не стесняется выражать свое мнение. Как-то ярче стала». Глеб не признавался себе в этом, но беседы с ней теперь доставляли ему гораздо большее удовольствие. Иногда ему казалось, что она понимает его с полуслова.
Они въехали в деревню. Процессия и
Это, как и многое другое, «русичи» узнали от Динки, ехавшей с Северином во второй машине. Она пообещала, что, хотя их и не пустят посмотреть, она поможет оставаться в курсе событий. Сейчас девочка — не то подключившись на полицейскую волну, не то еще каким-то закононепослушным образом — прослушивала переговоры полицейских чинов, руководивших операцией, и охотно делилась информацией с товарищами.
«Русичам» отвели место у деревенской околицы. Отсюда единственная улица, застроенная серыми, как будто просевшими под шапками снега избами, изгибалась вдоль берега заболоченного, не замерзающего даже зимой озера. Чуть поодаль, на мысу, стоял большой одинокий дом, бывшее жилище местного лесника, где и должна была проходить встреча. В окнах дома горел свет. Как удалось выяснить Динке, в деревне еще до их приезда находились наблюдатели. Они подтвердили, что все, кого ожидали, уже приехали и вошли в дом.
Руководители операции, похоже, тоже получили от Евгения Михайловича указания. Ребята могли видеть дом, но их от него отделяло значительное расстояние. Впрочем, сгущавшиеся сумерки делали весьма затруднительным и наблюдение.
— Мы даже и не увидим ничего, — сказала Саша. С озера дул теплый, пахнущий болотом ветер, но она почему-то поежилась. — Пойду в салон. Зря мы приехали.
Динка, возившаяся возле машины с большой радиоуправляемой моделью вертолета, который на глазах обрастал всякими дополнительными устройствами, протянула Глебу извлеченный из недр рюкзака огромный бинокль.
— Попробуй смотреть сюда. Ночной, с увеличением.
Он приник к окулярам. Зимние сумерки стали благодаря оптике пасмурным днем, залитым неживым, ярко-зеленым свечением. Глеб увидел, как черные фигуры омоновцев, обвешанные штурмовым снаряжением, плавно и бесшумно, как призраки, окружают дом, перебегают за деревьями, прячутся за покосившимся забором.
Какое-то время ничего не происходило. Вдруг грубый голос закричал в мегафон, призывая сдаваться и выходить с поднятыми руками. Спустя несколько мгновений тишины зимний вечер взорвался вспышками выстрелов.
— Почему они стреляют? — удивился Северин. — Им же никто не отвечает.
Тем не менее штурмующие, похоже, увидели серьезную угрозу. Дробный перестук стрельбы нарастал. Динка, бросив чудо-вертолет, достала небольшую черную коробочку с антенной, напоминающую обычную рацию, повернула регулятор звука, и тишину разорвали приглушенные расстоянием и помехами крики:
— Нас зажали! Нас зажали! У меня два трехсотых! [8]
— Всем, работаем по целям!
— Их там что, рота, что ли?!
8
«Трехсотый» — условное обозначение раненого в радиопереговорах.