Город-невидимка
Шрифт:
Ворон взволнованно замахал крыльями, словно подтверждая эту догадку.
— Ну что же ты никак не отстанешь?! — проговорила девушка, едва не плача. — Ну летел бы обратно… к себе. Зачем я тебе? Вот зачем?
— Ка-ар!
И правильно, какой еще ответ можно ожидать от ворона, но все-таки… такое ощущение, что она нужна этой несчастной глупой птице и та не улетит отсюда одна. Умрет, но не улетит. Упрямая.
— Ну хорошо, — девушка вздохнула, — и как, по-твоему, я отсюда выберусь?
Ворон взлетел с мачты и сделал круг над яхтой, снова призывно каркая.
— Я не умею летать, — напомнила
Она не договорила, испуганная страшной догадкой.
— Ка-ар! — согласился ворон.
— Нет! Я не могу! — девушка вцепилась в мачту обеими руками, будто бы птица могла напасть и сбросить в пугающую воду.
Грудь сдавило, и стало больно, словно она вновь очутилась в ледяной воде, словно вновь шла ко дну, уже не понимая ничего, не зная, где верх, где низ, но еще зачем-то борясь, еще стараясь выплыть…
— Я не могу! Я не хочу! Оставь меня в покое! — закричала девушка и со злостью швырнула несчастную монетку.
Негромкий плеск… И в ту же секунду девушка сама оказалась за бортом, отчаянно пытаясь поймать этот маленький кружочек металла, имеющий бог ведает какую ценность в этом застывшем мертвом мире.
Наверное, это было сродни настоящему чуду, но она успела. Успела перехватить пропажу до того, как та опустилась на дно, а еще вновь вынырнула на поверхность, с жадностью вдыхая раскаленный сухой воздух.
Ворон закаркал и, больше не глядя на нее, тяжело махая крыльями, устремился к горизонту.
Не оставалось ничего другого, как плыть за ним. Медленно и тяжело, не оглядываясь на обломки яхты, так долго служившие девушке убежищем. Она не знала, сколько продолжался их путь. Наверное, целую вечность. И она, и птица передвигались из последних сил, уже даже не веря в благополучный исход, когда девушка вдруг увидела огоньки.
Они располагались полукругом и манили к себе словно маяки. В этот миг ворон закаркал и вдруг камнем рухнул в море. Когда девушка подплыла к нему, его глаза были снова подернуты сизой пленкой, а из клюва сочилась кровь.
На этот раз, видно, силы у птицы иссякли окончательно, она умирала, да и девушка не могла больше поделиться с ней ничем.
«Мы умрем здесь оба — я и этот ворон… Не важно, раньше или поздно. Но умрем. В двух шагах от спасения», — тупо подумала она, но все же подобрала птицу и, пристроив ее у себя на плече — так, чтобы не захлестывало водой, — продолжала медленно плыть.
По ее субъективным часам прошло еще несколько жизней, когда девушка вдруг нащупала ногами дно и побрела к берегу, спотыкаясь и покачиваясь. Уже на самой кромке воды она упала лицом в песок — и засмеялась, и заплакала одновременно, сотрясаясь в странной истерике.
— Мы выжили! Слышишь! Глупая птица! — кричала она между рыданиями, перемежавшимися приступами дикого смеха. — Вы-жи-ли!
Горло болело, просоленные губы давным-давно растрескались под солнцем, но девушка вдруг ощутила сумасшедшее, нереальное счастье.
— Мы выжили! — закричала она, запрокинув голову к бездонному тусклому небу. — Эй, вы слышите! Вы думали, что мы умрем? Так нет, не дождетесь!
Волны лениво лизали ее босые пятки. Там, за спиной, лежало сонное море — и спокойствие, и безвременье, — но нужно было идти вперед — туда,
Она подняла мокрую и окровавленную птицу. Возможно, та была уже мертва, но нельзя оставлять ее здесь. Никак нельзя. Нужно вынести ее — а там будь что будет!
С этой мыслью девушка, осторожно неся тельце ворона на руках, направилась по берегу в сторону огней. Ноги плохо ее держали. Несколько раз она падала, но всегда упрямо поднималась. Она преодолела и так слишком много — преодолеет и эти несчастные последние метры, чего бы это ей ни стоило.
Ее мир закончился неожиданно — огромным стеклом. За ним было что-то еще… Девушку слепили яркие огни, поэтому она никак не могла разглядеть, что именно там, в другом мире. Кажется, какая-то комната… и люди…
Вдруг прямо перед ней оказалось знакомое лицо. Это было ее собственное лицо! Бледное, застывшее, испуганное.
Девушка поднесла руку к своим волосам, и отражение скопировало ее жест. Сделала шаг к разделяющему их стеклу — и отражение подошло ближе. Протянула руку — и ощутила прикосновение чужих холодных пальцев.
Откуда-то из глубины сознания всплыло одно-единственное имя.
— Ли-за! — хрипло выговорила она.
— Алекс! — полным боли вздохом откликнулось отражение.
Лиза и Алекс… Две сестрички-близняшки. Одна — резвая, шаловливая девчонка, всегда затевавшая опасные проделки. Другая — боязливая, серьезная, не по годам рассудительная.
Две сестрички-близняшки, и только один счастливый билет.
— Я виновата! Я очень виновата перед тобой! — произнесла девушка, прижимая к груди умирающую или мертвую птицу. — Все случилось из-за меня. Я так виновата! Сможешь ли ты когда-либо простить меня?
Боль заполняла все ее существо. Боль и раскаяние. Она столько лет… столько долгих, мучительных лет жила с этой болью, привыкнув не замечать ее, пряча ее в самый дальний уголок сознания, но вот она прорвалась — как горная река, сметающая на пути все плотины.
— Я прощаю тебя, Алекс…
Услышала она. Или только подумала, что услышала.
Глава 19
Полмили до дна
Саша… Александра… Наконец-то ей удалось вспомнить собственное имя.
И вместе с ним — все то, что память, закутываясь в спасительную пелену, так долго прятала.
Саша и Лиза — две сестры-близняшки, иногда их путала собственная мать.
Только характеры у девочек оказались совершенно разными.
Бойкая, дерзкая Саша и робкая, боязливая Лиза. Как часто Сашины проказы приводили к самым дурным последствиям. Вспомнить хотя бы подаренные на день рождения скутеры, которые Саша умудрилась разбить в первый же день. А Лиза — терпела и прощала, Александру даже раздражала такая покорность. «Ты трусиха! — кричала она сестре. — Не позволяй себя обижать! Давай, сделай что-нибудь мне в ответ!» А та упрямо качала головой, еще больше зля Сашу, начинавшую с утроенной силой провоцировать сестру на хоть какое-то ответное действие. Лиза терпела и страдала молча. Она даже не жаловалась маме, только плакала…