Город падших ангелов
Шрифт:
Нефилимы стопились вокруг Изабель – та, похоже, пересказывала события ночи.
– Я… – беспомощно произнес Саймон, и тут открылись двери лифта. В вестибюль вошла Клэри: босая, в изодранном, окровавленном платье, покрытая уже бледнеющими синяками и с такой счастливой улыбкой на лице.
– Мам! – воскликнула она, и Джослин бросилась к дочери, заключила ее в объятья.
Клэри из-за плеча матери улыбнулась Саймону. Оглядевшись, вампир заметил: Алек и Магнус все еще целуются, Майя с Джорданом куда-то пропали, а вокруг Изабель испуганно и удивленно охают и ахают нефилимы. Изабель, наверное, жутко довольна. Любит
Кто-то положил ему на плечо руку:
– Ты как, Саймон?
Люк. Выглядел вожак оборотней, как всегда, уверенно, авторитетно. Как тот, на кого всегда можно положиться. На лице – ни следа разочарования от сорванного праздника.
Отец Саймона умер так давно, что парень его не помнил. Ребекка иногда рассказывала: мол, отец носил бороду, всегда помогал ей строить башенки из кирпичиков конструктора. И Саймон, и Клэри росли без отцов, воспитывались сильными женщинами – это объединяло их, роднило и связывало.
Так Саймону думалось. На поверку правдой оказалось одно: хотя мать Саймона временами и приводила в семью мужчин, замену отцу он видел только в Люке. И Клэри тоже. И стая всегда ждала от него мудрого водительства. Для холостяка, который так и не обзавелся отпрысками, Люк заботился об очень уж многих детишках.
– Сам не знаю, – честно ответил Саймон, как родному отцу. – По-моему, не очень хорошо.
Люк развернул его лицом к себе:
– Ты весь в крови. Полагаю, она не твоя, ведь у тебя есть… – Он пальцем ткнул в Каинову печать. – И тем не менее, – мягким голосом произнес оборотень, – даже покрытый кровью и с Печатью на лбу, ты все еще Саймон. Расскажи, что здесь случилось.
– Ты прав, кровь не моя. Однако история долгая. – Запрокинув голову, Саймон посмотрел Люку в лицо. Интересно, Саймон еще вырастет, хотя бы на пару дюймов? Чтобы смотреть в глаза Люку, не говоря уже о Джейсе, прямо? Нет, он навсегда застрял в своих пяти футах и десяти дюймах. – Люк, как ты думаешь, можно ли совершить – непреднамеренно – нечто настолько плохое, что потом не очистишься? И никто тебя не простит?
Люк долго смотрел на Саймона в полном молчании.
– Подумай о тех, кого любишь, Саймон. Любишь по-настоящему. За что ты мог бы перестать их любить?
Перед мысленным взором замелькали один за другим образы: Клэри оборачивается и улыбается; сестра щекочет маленького Саймона; мать лежит, уснув, на кушетке, накрытая пледом; Иззи…
Саймон поспешил прогнать эти мысли. Клэри не сделала ему ничего дурного, да и никто другой не причинил Саймону ничего настолько плохого, за что пришлось бы умолять о прощении. Клэри и та простила Джослин за украденные воспоминания. Джейс… этот сам не простит себя за совершенное сегодня на крыше, пусть даже совершенное не по своей воле. Джордан, так и не простив себя за укус Майи, нашел силы жить дальше и вступил в ряды Волчьих стражей, теперь помогает другим.
– Я напал на человека, – признался Саймон и тут же захотел проглотить собственные слова. Сейчас Люк, наверное, ужаснется.
– Этот… человек выжил? – спросил Люк. – Не умер после укуса?
– Я… – Как объяснить ситуацию с Морин? Лилит прогнала ее, и нефилимы вряд ли заметили бедняжку. – Я не убивал ее.
Люк сдержанно кивнул.
– Знаешь, как становятся вожаками волчьей стаи? Надо убить действующего лидера. Я такое проделывал дважды.
– Моя мама… – хрипло произнес Саймон.
– Клэри говорила. Рассказала, что ты живешь у Джордана Кайла. Послушай, миссис Льюис смирится, ведь ты по-прежнему ее сын. И Аматис смирилась с моим Обращением. Хочешь, поговорю с твоей мамой?
Саймон покачал головой. Люк нравится ее матери, и если она узнает, что он – оборотень, ситуация только усложнится.
Люк словно прочел мысли Саймона и кивнул:
– Если что, моя гостиная в твоем распоряжении. Уверен, и Клэри обрадуется, если ты переночуешь сегодня у нас. Завтра поговорим, как быть с твоей мамой.
Ссутулившись, Саймон посмотрел на Изабель, на ее поблескивающий хлыст, мерцающий кулон, на то, как оживленно девушка жестикулирует во время рассказа. Изабель, которая ничего не боится. Саймон вспомнил, как попятилась от него мать, какой ужас стоял у нее в глазах. До сего дня Саймон гнал этот образ из головы, однако пришла пора остановиться, перестать убегать и прятаться.
– Нет, спасибо, – сказал Саймон. – Ночевать в гостях я не буду. Сегодня… иду домой.
Оставшись один, Джейс смотрел на город, на разделяющую Бруклин и Манхэттен черно-серебристую змею Ист-Ривер. Губы и руки все еще хранили тепло от прикосновения к Клэри, но ледяной ветер с реки быстро его остужал. Холод ножом проходил сквозь тонкую ткань рубашки.
Сделав глубокий вдох, Джейс медленно выпустил воздух. Он ждал, что вот-вот за спиной раздастся звоночек, откроются двери лифта и на крышу хлынет поток Сумеречных охотников. Поначалу Джейса пожалеют. После – когда узнают, что произошло, – от него отшатнутся, начнут переглядываться за спиной. Еще бы, в него вселился демон, и не просто демон, а высший! Лилит! Джейс выступил против Конклава, угрожая другому Охотнику.
Что с ним сделает Джослин! Люк-то ладно, поймет и простит, но мать Клэри… Джейс так и не осмелился сказать открыто и честно: «Я люблю вашу дочь сильнее всего на свете и никогда не причиню ей зла». Джослин посмотрела бы на него зелеными глазами – такими же, как у дочери, – и спросила бы о том, в чем Джейс никак не уверен.
«Я ни капли не похож на Валентина».
Разве?
Казалось, это прошептал сам ледяной ветер – одному Джейсу. «Ты не знал мать, отца. Сиротой отдал сердце Валентину. Сделал его частью себя, от которой не избавишься так запросто, ножом ее не вырежешь».
В левой руке похолодело. Опустив взгляд, Джейс пораженно увидел отцовский кинжал. Съеденный кровью Лилит, клинок восстановился и многообещающе посверкивал. В груди растекся холодок. Сколько раз Джейс, задыхаясь, в поту просыпался от кошмара, в котором он этим самым кинжалом убивает Клэри!