Город Под Облаками
Шрифт:
Раздался голос Валентина:
"Из Единой Книги.
На кусте колючем, сером, красный цвет - что глаз Пророка
Дай ответ Пророк?! Подумай!
– у жизни, что в основе, и поведай нам о судьбах века
Почему ты красный, почему не синий?
– Мы холодным свой рассудок держим
Глаз Пророка, что колючий куст в основе - как огонь за светом от горящих окон
Ваш рассудок холоден, но беден, жизнь есть смерть, как кровь - Пророк тысячелетник".
Зазвучала труба, далеко, напевно и нереально, также очень далеко был слышен мужской
Гитара вступила как рок, как приговор, как будто некий всесильный судья возвестил о своем присутствии, она прозвучала как фанфары, властно и непреклонно. Диана застыла и ее руки сразу почувствовали еле уловимую силу, они начали подниматься волнами все более нарастающих и, в конце концов, превратились в крылья. Диана стремительно понеслась по сцене, кружась и летя в непреодолимой, захватывающей ее энергией, обретения силы и свободы. Лунный свет стал меркнуть и все наполнялось ясным свежим голубоватым и розовым свечением приближающегося утра. Восход был ярко красным, он заполнил все пространство сцены, а на противоположной стене от Лены появился образ высокого окна, или зеркала и в нем светилось что-то красное, переливающееся и развивающееся на ветру. Ну да Лена видела, как Дин с коробкой в руке подошел к этой стене, вынул что-то из нее и развесил там. Диана в нерешительности остановилась и, кружась, стала осторожно приближаться, подошла, взяла в руки и стала внимательно рассматривать - это было ярко-красный наряд Дианы-охотницы. Диана постояла некоторое время, рассматривая его, потом надела, оглядела себя со всех сторон, как будто перед зеркалом, вышла на середину сцены, как перед публикой и начала танец Дианы.
Действие началось.
С этого момента чтец, читая из книг, и музыканты уже не останавливались. Но вот что странным показалось Лене, чтец как будто и не был главным, его голос ушел далеко на второй план и, порой даже было не разобрать слов за музыкой.
"Из Белой книги.
Две черные птицы в ночи друг за другом летели в молчании гордом
Светало. Одна закричала: над небом, над светлым!
Летели в ночи две черные птицы
Они петь не могли, они были не певчи, они только в ночи - они черные птицы
На светлое небо кричала, на светлое небо
Просила наверно от неба ..., а что же просила?
Одного - темноты!
Из красной книги
В чем смысл?
А в чем и быть ему как не в фантазии да суете
Молча сидели, и думали, сами себе разумели безбожники. Как!? Согрешив, жить остаться, и можно ли
Разве безумно пророку не впасть и в отчаяние,
Всякий решает свое, только, что можно иметь, а понять не грешно, что! дозволено им же
Так что ж ему так претит - честолюбцу. Или его не учили законову слову!? Что не убий - и не оскверни свой язык наветом и ложью
А-а про покорность и добродетель!? Вот видишь, сколько законов положено слышать Счастья лишь нету в законах боговых
Стань только тем, кем тебя нарекают - философом мысли, в них тоже есть правда "безумного" Будды
Сильный и гордый, свободный и одинокий - вот в чем загадка
Свобода дана для молений о рабстве, а с рабством в войне ты при людях и вечно на месте
Мир искусен и рожденье сказаний не радует боле
Пустые слова на ветру, как шелест травы по воде и я их берегу
Что ж ты о рабстве беседу ведешь, коли песни поешь о кручине - судьбе
Мне ль не видать тех беспомощно - сильных и горького слова молчащего взгляда
Мне ль не услышать, птиц на ветвях, взирающих тихо
Вот! И лес замолчал - они понимают, а более знают былины
О рождении в сути однажды спросил я ответ
Как насмешка беспомощно мягких падение рук на колени сидящей
Вот и весь разговор о любви и рождений
К Пророку - неизменимый под бременем к сроку готов, как сидящий на камне
Хитрость в подмогу призвать и дать богу прощенье, а искупленье - усопшим оставить и замолчать
Ты спросил о цене - Мы! видели то, что мы никогда не поймем?
В руке пустота, рука в кулаке, все боимся терять и себя для души бережем
Надо б отдать, да на что вам менять
Так вот, глядя на ветер, без умолку спорим, что зря и незнаем, себя проклиная, на холоде грея себя
Где повезет? В чем?
– не важно
Главное, чтоб было реально, когда вдруг поймем, так и скажем - вот гениально!
И, может быть, верно поймем - для себя
Он хвалил не цветы, ствол в пустыне земли не расцвел, но на воду сквозь ветви глядел: "было слово в начале, а потом уже дело" - прочел и голос упрятал в ладони
Так, среди множества скорби бесчестья, умом постигая, душа обозлилась на вечность и на тебя и на горе, любя человечность и не узнавая себя
Так говорят об искусстве!
– о чем говорить!?
Искусство обсуждать того, чего уж нет - бродяг?
И впроголодь и не без драк кочуют по душе, но с факелом в руке, хоть ночи белы
Вот и считай - откуда мы
Всем правит красота - ее порой никто не видит, но слышат, слышат, что поет, на арфе продает, танцует, бегает, орет, на людях вся блестит, беседу милую со скукою ведет, цинична, светлая до боли, с упреком нежна, колка, едка... и все без умолку - продажа с торга, а торги здесь не редко
ЕЁ и нет - и словом древним в безчестии сим нарекают верность
И, что ж из этого, коль не пришлось вам пережить безвременно и радуйтесь веселью вашему
Беседы об искусстве не сделают вас более искусным!
– ведь так!?
А что хотите вы взамен? Что? Жертву вы готовите искусству?
Ведь в этом ваша жизнь - подчинена без малого - служенью!
Безликих суждено похоронить. Пусть и хоронят. А вас к безликим, что без лица - одно перо в руке, в портрете рама ... одна лишь ерунда!
Похоже всех свалила наземь такая же могущая рука как смерть!