Город призраков
Шрифт:
Может быть, с утра это покажется сном. Может быть, белой горячкой.
Василий был согласен и на это, лишь бы только это не было правдой.
— Не было! — твердо сказал Васек, ощущая, как мир привычно плывет и наполняется отупляющей благостью. — Не было... — это уже не так твердо.
Он перевел дух, ощущая, как в желудке плещется буйное тепло. Потом запрокинул голову к небесам и заорал громогласно:
— НЕ БЫЛО!!! НЕ БЫ-ЛО!
Его крик слышали многие. Двое одиноких прохожих, каждый из которых возвращался к себе домой заполночь, вздрогнули синхронно, оглянулись и, втянув голову в плечи, поспешили к своим жилищам.
А тот,
Спиртное на пустой желудок и стресс подействовали сразу и с оглушительной силой: исторгнув свой вопль, Васек минуту приплясывал на месте, прихлебывая горячительное из горла, а потом ноги зацепились одна за другую и он тяжело рухнул на тряпье. Бутылка вылетела из руки и вдребезги разбилась о стенку контейнера.
Васек достиг того, что хотел, и отошел в мир сновидений, где ничто не происходит по-настоящему.
Утро он встретил в полном единении с природой — то есть лицом вниз в куче кишащего насекомыми тряпья. Когда он зашевелился, многолапые и усатые разбежались в разные стороны, и лишь с пяток самых храбрых еще маршировали по испитой Васильевой роже.
Судя по ощущениям, которые испытывал бывший выпускник районной средней школы (с красным дипломом), тараканы маршировали и внутри его головы.
Чахлый свет скрытого облаками солнышка едва пробивался сквозь ширму, однако и этого хватило, чтобы глаза Василия обильно заслезились. Он охнул, с трудом приподнялся и принял полулежачее положение. Громко чихнул от царящей кругом пыли и тут же схватился за голову, чтобы она ненароком не разорвалась. С умным видом уставился на ширму, став в этот момент неуловимо похожим на брата Рамену, с той разницей, что вместо просветления Васек находился в абсолютнейшем затемнении.
Что-то ведь было? То, из-за чего он вчера так надрался?
Что?
Потом он вспомнил. Глаза его, доселе бессмысленные, вдруг растерянно моргнули, а потом испуганно расширились, когда пришло осознание.
— Нет, — сказал Василий сипло, — не было...
Но это было. Он помнил точно. Он помнил все до последней детали с пугающей ясностью.
А спустя еще мгновение он понял, что не один.
Ощущение пришло почти незаметно: так вы чувствуете, что открылась дверь, когда холодный язык сквозняка овевает ноги. Вы можете говорить себе сколько угодно, что вам показалось, и никакого сквозняка нет, но стоит подойти к двери — и она действительно окажется открытой. Так и здесь: маленький ледяной червячок внутри — пресловутое шестое чувство шевельнулось вдруг, а потом послало в мозг сигнал тревоги.
Опасность была рядом. Совсем рядом — и потихоньку приближалась к лежке. Давила.
Самое неприятное заключалось в том, что Василий знал, КТО находится возле контейнера. И приблизительно догадывался, что ему надо.
Васек рывком сел, сердце билось как сумасшедшее, кровь стучала в висках, а легкие жадно хватали воздух. Похмелье исчезло, захлебнувшись в адреналиновой волне. Василия пробила холодная испарина, он напряженно вслушивался.
Птичье пение — довольно вялое по причине дождливого дня. Звуки автомобильных двигателей с близкой улицы. Шум воды, отдаленно — это с речки.
Хруст ветки совсем рядом. Сухая хворостина, их тут много нападало с окружающих деревьев. И вот теперь она хрустнула под чьей-то незнакомой ногой.
Полноте, да незнакомой ли?
Василий прикусил костяшки пальцев,
Вот еще одна ветка хрустнула, еще ближе. Посетитель ступал неслышно, только изредка ломкие прутики выдавали его шаг. Стал слышен еще один звук: тяжелое надсадное дыхание. Так может дышать курильщик с сорокалетним стажем — с хрипами и каким-то бульканьем. А может, так бы звучали легкие туберкулезного больного или человека, который вдруг стал дышать после того, как утонул и его грудная клетка наполнилась водой.
Неприятный звук. Он теперь раздавался за тонкой стальной стенкой контейнера, Василий был в этом уверен. А следом донеслось и подтверждение — с раздирающим тишину скрежетом неизвестный провел чем-то острым по металлу.
«Когтем! — завопило паникующее сознание. — Когтем провел!»
Тишина. Шум плотины. Может быть, это все сон?
По контейнеру стали постукивать. Легонько, чуть слышно, с каким-то странным цокающим звуком. Ни жив ни мертв, Василий слушал, как постукивания перемещаются вдоль стены, потихоньку приближаясь к задернутой ширме. А когда они достигнут ее, неведомый посетитель больше не будет церемониться. Ведь он не для того пришел, чтобы с Васьком побрататься. Последний удар по металлу прозвучал в опасной близости от входа, и именно он заставил Василия стремительно действовать.
Ухоронка! Он точно помнил, что никогда не показывал ее Витьку. А значит, и то, во что сейчас превратился напарник, о тайнике знать не должно.
Васек кубарем скатился в яму, скривился, когда задел спиной за изогнувшееся железо. Потом подхватил кипу тряпья и распределил ее над проемом, намертво перекрыв путь свету и воздуху. Под ногами что-то пискнуло, зашевелилось, но Ваську было плевать, он бы сейчас и в деревенский нужник сиганул, лишь бы избежать встречи с кошмарным посетителем.
Мягкий, теплый крысиный бок задел его за ногу, голый чешуйчатый хвост скользнул по оголившейся щиколотке. Грызун замер там внизу, в полной тьме, а потом заспешил по своим крысиным делам. Так уж повелось на лежке: крысы совершенно не боялись людей.
В ухоронке царила полнейшая тьма. Васек замер, задержал то и дело вырывающееся из-под контроля дыхание. Он напряженно вслушивался.
Резкий звук рвущейся мешковины, и в ухоронке появились проблески света — это визитер разорвал ширму.
«Разорвал?» — в панике подумал хозяин лежки.
Получалось, что так. Уничтожив мешающую ему ширму, незваный гость сделал тяжелый шаг, гулко отдавшийся по металлическому полу. Он был внутри, в лежке, и от спрятавшегося беглеца его отделяло от силы метра полтора.
Еще шаг. Но ведь когда он двигался вокруг лежки, то делал это бесшумно! Так зачем же...
Еще шаг, такой, от которого вздрогнул весь массивный контейнер. Если бы Василий не начал катастрофически спиваться сразу после школы, он бы наверняка сравнил его с поступью каменной статуи в «Маленьких трагедиях». Но нет — в таком состоянии он уже не мог сравнивать, мог только лежать, сгорбившись на холодном и сыром полу, да беззвучно скулить от страха.
Шаг третий, ничуть не легче предыдущего. Оставалось только удивляться, как не проваливается пол контейнера. Слабые ростки света, пробивающиеся сквозь нагромождение тряпок, увяли — гость стоял прямо над ухоронкой. От скорчившегося Василия его отделял в лучшем случае метр. Настала тишина, такая напряженная и звенящая, что, казалось, возможно было услышать, как растет трава.