Город призраков
Шрифт:
А на следующий день охранник чуть не доказал обратное. Доселе его визиты были более или менее в одно время, в этот же раз он заявился ранним утром, когда пленники еще спали, каждый видя свой сон, из которого их вырвала нещадно грохнувшая дверь. Пока они продирали глаза, мохнатый охранник уже вломился в комнату. Был он ужасен, старый камуфляж сполз с него и болтался лишь кое-где лохмотьями, но он был уже и не нужен — шерсть заменяла одежду. Глаза были красны, воспалены и безумны. А в руках он снова держал пилу и искал корявым пальцем кнопку запуска.
— АААРГХ!!! — взревел монстр, и в замкнутом крохотном
— Они... — сказал охранник с усилием, — они хотели... чтобы я не трогал... Хотели не дать — МНЕ!!! Но я... не поддамся.
— Стрый, выдирай штырек! — панически прошептал Николай.
Стрый выдрал — слишком усердно, во все стороны полетела мелкая цементная крошка.
— МЕНЯ НИКТО НЕ ЗАСТАВЛЯЕТ!!! — заорал охранник истерически и дико и попал все же по кнопке.
Пила завелась, но криков его заглушить не могла. С видимым усилием подняв зубчатый агрегат, мохнатый хранитель покоя бывшей фирмы с ревом попер вперед, целясь более-менее в сторону Пиночета. При этом мутанта раскачивало и мотало.
— НИКТО НЕ ЗАСТАВИТ! — вещал он, а потом гневно заорал, когда Николай выскользнул из-под самой пилы и кинулся в сторону.
Электропила достигла стены и попробовала пройти дальше, движок визжал истерически, в воздух взвивались обломки кирпича. Чуть в стороне Стрый смотрел на творящееся с достойной памятника тупостью на лице. Охранника трясло, трясло пилу, зубья дребезжали и вгрызались в кирпичную кладку.
— Туда! Туда! — кричал Пиночет, указывая на открытую дверь, но тут мохнатый выдрал свое оружие из стены и в мощном замахе стал разворачиваться, стремясь зацепить кричавшего.
И зацепил бы, если бы вновь не погас свет. Лампочка под потолком отчетливо щелкнула, это было слышно даже сквозь царившую в подвальчике какофонию звука. По нити накаливания прошла судорога, и она на секунду зажглась вновь — слабенько, вполсилы, но и этого хватило Пиночету, чтобы увидеть оранжевый корпус пилы совсем рядом со своим лицом. Зубья над головой бешено крутились, движок выдавал уже совершенно самолетные децибелы.
Николай бывал на аэродромах. В детстве он очень любил смотреть, как взлетают и садятся самолеты.
Думая о самолетах, он, снова в наступившей тьме, ухватился за корпус пилы и мощно толкнул от себя, не отпуская рук, навалился всем телом. Невидимое в темноте лезвие пилы приняло вертикальное положение, а затем стало склоняться на другую сторону.
Где-то на полдороге к горизонтали оно и встретило мягкую и податливую плоть охранника. Свист зубьев сменился чавканьем. Николая словно обрызгали из краскопульта — на лице густо осела тепловатая жидкость. Вопли охранника стали громче.
Рядом Стрый истерически раз за разом выкрикивал пиночетово имя, потом нащупал его в темноте и дернул за руку. Чавканье умолкло, и невидимая пила всколыхнула воздух, пролетев совсем рядом с Николаем, и ворохом искр отметила место своего падения. Там она и завозилась, словно раненое животное. Крутящееся лезвие не давало ей лежать спокойно, пила ерзала, затем совершила акт самоуничтожения, перепилив собственный провод, и затихла.
В наступившей тишине Николай услышал, как топает Стрый, взбираясь по лесенке на свободу. Пиночет под аккомпанемент звучных
Пиночет подскочил к дверям, сильно их толкнул, но только отбил руки. Двери были заперты. Запертой оказалась и крошечная калитка в одной из створок. Васютко прислонился к двери, припал к ней всем телом. Через неровные стыки внутри проникал свет и свежий воздух — воздух свободы. Где-то там, за этой убогой преградой, горели фонари. Там была одна из последних теплых летних ночей.
Он застонал от досады и разочарования.
— Да что же это? — вырвалось у Николая. — В последний момент...
Охранник в погребе громко застонал, и беглецы испуганно повернулись. Если вылезет наверх — наверняка разорвет на части. Они заколотили руками по бугристому металлу, не чувствуя боли:
— Вы-пус-ти! Вы-пуст-ти! Вы-пус-ти!
И тут теплый вечерний свет — там, снаружи, — застила чья-то тень. Загромыхал ржавый старый замок, и их выпустили. Отворилась створка, и напарники чуть ли не бегом выскочили наружу, оставляя позади затхлое нутро гаража и ненавистный погреб.
Да, здесь, на улице, и вправду было хорошо — дул легкий ветерок, гонял пестрые обертки вдоль тротуара. Город жил, как обычно, многогранно, шумел, как потревоженный улей, чуть нервозно. Из-за массива ближайшего дома вставала теплая желтая луна.
Спустя какое-то время Николай понял, что рядом кто-то стоит. Нет — смешно, совсем забыл о своем спасителе, залюбовался ночной улицей. Только когда менее восприимчивый Стрый осторожно потянул за рукав, Николай вспомнил, кому обязан своим спасением. А он был тут как тут, и луна, как ни старалась, не могла высветить его лица. Поношенный плащ вяло колыхался на ночном ветру.
— Ты все-таки пришел, — молвил Николай Васютко. — Ты нас спас...
— Ах, Николай, Николай, — с упреком, впрочем, вполне добрым, молвил спасший их, зябко кутаясь в свой плащ, — ну неужели ты думал, что я брошу вас? Брошу после того, как на вас пал выбор?
— Выбор? — пролепетал Пиночет. — Мы выбраны? Кем?
— Ты узнаешь. Чуть позже. Сейчас скажу лишь, что ты не один такой. И напарник твой — это далеко не все, кто уже ощутил избранность, — он на секунду замолчал, вслушиваясь в вопли охранника. — Но не все подчинились, как это не печально.
— Так он... — спросил вдруг Стрый, — он тоже?
— Теперь уже нет, — сказал одетый в плащ человек с неопределяемой внешностью, — с ним все кончено. Но нам он не важен. Слушай меня внимательно, Николай Васютко по прозвищу Пиночет, и ты тоже, Евгений Малахов, который был вполне Шустрый, пока не сторчался. Имейте в виду, ваша старая жизнь закончилась. Вы были отбросами, никчемными наркоманами, жить которым оставалось не так уж долго. Вы пали так низко, что для выполнения первого задания мне понадобился кнут и пряник в одном лице. Морфин — без него вы бы не стали ничего делать. Но нам не нужны высохшие ходячие растения с гноем вместо мозгов. Чтобы пойти со мной дальше, вам надо было избавиться от смертельной привычки. Потому что избранные, такие, как вы, должны жить долго и уметь достигать поставленные перед ними цели на одном желании. На одной преданности и энтузиазме.