Город разбитой мечты
Шрифт:
– Как жил? – Не отставал настырный Витёк. – Чем занимался? Мы с тётей Светой иногда пересекались, но она толком ничего не говорила.
Как жил, как жил? Что мог ему ответить Денис? Что после того события, начисто перечеркнувшего его счастливую жизнь, он чувствовал себя разбитым, преданным, раздавленным проехавшим по нему дорожным катком трагедии. Что сначала бухал, потом подсел на ханку, да так плотно, что еле слез. Что оклемавшись чуток, ушёл с головой в учёбу, а потом не пропускал ни одной юбки. Сначала мало-мальски похожих на Зосю, а потом, словно в отместку, кому – ей, себе, миру? Вообще
– Ну ладно, – как-то обижено произнёс Витёк, – не хочешь рассказывать, не надо. Давай тогда бахнем.
Он протягивал ему до краёв наполненную чашку. Денис хотел отказаться, перестала ему нравиться эта затея с посиделками старых друзей, палёной водкой и скверной закуской.
– За Зосю, – добавил Витёк.
Имя резануло по сердцу не хуже острого стеклянного осколка. Как она могла с ним так поступить? Ну как? И он, чтобы прогнать эту боль, выхватил чашку из рук Витька и, не раздумывая, отправил в рот её содержимое.
8
Я ткнулся носом Зосе под мышку. Мы лежали на её узкой кровати, тихо бормотал магнитофон на крышке стола, танцевали золотистые пылинки в солнечном луче, наискось падающем из-за неплотно притворённых штор. Зося лежала на кровати абсолютно нагая, закинув одну бесконечно красивую ногу на другую и задумчиво глядя куда-то поверх моей головы. Левая рука под головой, в правой стакан с полусладким красным. Я лизнул остро пахнущую сладкую кожу.
Она задумчиво погладила меня по голове.
– Сбегаешь за добавкой?
Я посмотрел на пустую бутылку, сиротливо притулившуюся под окном, идея мне не понравилась.
– Может, не надо?
– А что так? У нас весь вечер впереди и вся ночь. Родители только завтра вернутся.
– Мне не продадут, – попытался я найти причину, чтобы не ходить.
– Да ладно! Там Вика сегодня за прилавком, она всем, даже малолеткам, отгружает. – Зося допила вино и поставила стакан на пол.
Нехотя поднявшись, я натянул шорты и борцовку, весна в этом году был неожиданно жаркая, только-только кончились майские праздники, а за окном почти тридцать. Хотел чмокнуть Зосю в мокрый от пота живот, но, глянув на её отрешённое лицо и глаза, бессмысленно глядящие куда-то в недоступное мне пространство, передумал.
Была она сегодня в странном настроении. Водилось за ней такое. Вот вроде телом с тобой, а мыслями где-то там, в другом месте, или… С другим?
Я отогнал тревожное чувство, холодной острой искрой прострелившее живот.
– Я ключи брать не буду. Дверь закрою, а запирать не буду.
– Валяй.
На пороге комнаты я оглянулся. Зося всё так же лежала, скрестив ноги и закинув обе руки за голову. Мучительно хотелось ей что-нибудь сказать, может, позвать по имени или подойти и поцеловать, но слов не было. Поэтому я просто отвернулся и вышел.
9
Чашка глухо ударилась о столешницу. В голове шумело, комната покачивалась, словно каюта на пароходе.
Шабаш, надо притормозить, а то с таким темпом пития, да без закуски, он скоро отключится. Денис подхватил со стола кусок колбасы, смолотил его практически не жуя, поискал глазами вилку – не нашёл, да и чёрт с ними, с приличиями, прямо так – пальцами – достал из банки огурец, съел. Кинул в рот пучок зелени, следом отправил тёплый шарик отварного картофеля, кое-как прожевал. Запил компотом, морщась от приторного вкуса.
Стало легче. Комната прекратила вращаться вокруг Дениса, а приятный дурман, не покинувший голову, настроил на минорный лад. Посмотрел на притихшего Витька.
– Что это мы всё обо мне, да обо мне? – спросил Денис, нащупывая сигареты. – Вы-то тут как? Как пацаны – Санёк, Петюня, Серый, Пашка?
Он перечислил всю их компашку, всё их братство, как они себя называли.
– Да как? – Вяло пожал плечами Витёк. – Петька на машине разбился. Представляешь, – он оживился, – только свадьбу сыграл, через неделю на шабашку поехал, на обратной дороге не справился с управлением и под Камаз на своём жигулёнке влетел. Машина – в хлам, и сам – тоже…
Кинул в рот пучок зелени, прожевав, словно через силу продолжил.
– Пашка тоже… После школы в армейку пошёл, в спецназ попал или там в десантуру что ли. Потом на контракт. Там его в какой-то заварушке и того… Гроб закрытый привезли… Тётя Оля ой убивалась!
Он плеснул в чашки водки.
– Давай за помин.
Денису пить не хотелось, но за такое не выпить он не мог.
– Серый, как и ты, после школы из города срулил. В институт поступил, сейчас какая-то мелкая шишка на железке. Приезжает иногда родителей навестить, но ко мне не заходит, да… Санёк тоже уехал, но тот совсем далеко где-то на Дальнем Востоке, кем работает, не знаю. Так что, получается, я один из наших здесь остался, – закончил он грустно.
Но тут же лукаво подмигнув, сказал.
– Борова помнишь? Отсидел пару ходок, так по ерунде какой-то, но что ты – мнил себя авторитетом Зареченского района. Крутой такой ходил – кум королю, сват министру. Строил всё местную шантрапу и бакланов.
Витёк хмыкнул и закурил.
– Пока не наехал на кого-то не того. Те его отловили, пиз..лей напихали так, что он весь жёлто-синий от синяков ходил, и собачье говно сожрать заставили. Так, не поверишь, он через неделю, того… выпилился. Бельевую верёвку во дворе срезал и в подвале, где у него блат-хата была и он малолеткам по ушам ездил, вздёрнулся.
Конечно, Денис помнил этого упыря, помнил…
10
Замызганный, порядком оббитый кроссовок больно пнул меня по голени.
Я, сидевший в кустах жимолости на бревне в ожидании своих дружбанов и задумчиво созерцавший небо, вздрогнул не столько от боли, сколько от неожиданности, вскинулся и хотел было заорать «Какого, хрена?» Но, увидев кто меня ударил, осёкся.
В упор, набычившись и чуть покачиваясь, на меня смотрел Боров.
– Ты, что ли, Шуба? – процедил он.