Город шаманов
Шрифт:
Я силился приподняться на локте и не смог. Мутило. Голова кружилась. Зрение не могло сфокусироваться. Дыхание затруднено. Прапорщик и доктор стремительно отдалились. Зашли за ширму. Сейчас надо вставать. Приготовиться. Может мне повезло, и во второй раз и я смог зацепить противника? Если будет кровь, то поединок не продолжится.
Появился господин Суслов. Взволнованный и бледный, мой верный друг и мой второй секундант. Черный фрак испачкан на правом плече. Обычное дело. Где он только грязные места находит? Посмотрел в мою сторону и облегченно вздохнул, видя шевеление тела. Не томи, прошу тебя. Помоги
Суслов коротко кивнул мне и стал собирать ширму, открывая панораму. Все наклонились над телом поручика. Он дергал ногами, хватал доктора руками и что-то булькал, забрызгивая всех кровью. Хаотичные движения затихали. Я посмотрел на своего второго секунданта, тот провел у себя по нижней части головы, показывая, куда попала пуля, и поморщился.
Первым над телом поручика распрямился Петр. Посмотрел в мою сторону, слегка наклонил голову, давая понять, что всё кончено.
Вторым распрямился старший секундант. Поджал губы и под рыдания прапорщика, сказал:
– Поединок прошел по всем правилам. Дворянская честь восстановлена. Господин доктор, окажите свои услуги уцелевшему.
Я откинулся на спину и прикрыл глаза.
– Дуэль? – переспросил Петр, не меняя положения гордой осанки головы, всё так же продолжая смотреть на площадку лестницы. Я чувствовал волнение друга, меня и самого иногда передергивало, но скрывать истинные эмоции было нелегко. Мы не слышали шагов секундантов – внизу продолжал греметь бал, но каждый знал о чужом приближении – никто никогда не затягивал ритуал.
Я так же медленно кивнул.
Показались головы поднимающихся господ, и сразу выросли в объеме фигуры в зеленной военной форме с красными отворотами кителей. Измайловцы.
Всё-таки Петр покачнулся.
– Лейб-гвардия… Ваня… – друг чуть прищурил глаза и медленно допил бокал шампанского. Из-за колонны выскочил расторопный лакей с подносом в руках. Откуда взялся? Никак следить уже направили.
– Она, – так же тихо ответил я и улыбнулся подходящим офицерам, добавляя тихо для друга условия дуэли. – Три шага через простынь.
Петр встрепенулся и посмотрел на меня, теряя над собой контроль:
– Красивой смерти захотел? Быстрой?! А что тогда не сабли?! Это лучшие рубаки в войсках. Быстро разделают тебя под капусту. Хотя шансов у тебя и так нет.
Ответить я не успел. Поморщился. Шанс у меня был только один – это удача выстрела через простынь. Бог за правых! Измайловцы не только были первыми рубаками, но и стрелками тоже никому не уступали. Имперские войска, как-никак.
– Господа, – заговорил статный капитан, сбавляя ход, – позвольте представиться, я старший секундант поручика Лавлинского, командир роты капитан Бахчинов, и я бы хотел обсудить условия дуэли. Вы, сударь, уже отправили своего поверенного за протоколами?
Я кивнул головой, подтверждая.
– Начнем переговоры, с кем я буду говорить?
– Со мной, – кивнул Петр. – Пройдемте к колоннам.
Они чинно представились друг другу снова, любезно раскланиваясь, расшаркиваясь, и я мог поклясться, что через пару шагов стали друзьями, оживлено обсуждая предстоящий поединок. Напротив меня стоял молодой прапорщик. Знаменосец серьезно хмурился и на меня не смотрел. Видно
А ведь все так и начиналось.
Еще недавно я выискивал взглядом Марью Ефимовну – невесту своего брата, томимый желанием исполнить наказ младшенького. Отдать сборник лучших стихов написанных в три последние ночи. Влюбленным не пришлось увидеться. Молодой мичман ушел в первое своё кругосветное плаванье в полной тоске и печали, вручив мне самое драгоценное – свои стихи в дивной тетради в платиновом окладе, украшенной не одной дюжиной камней и жемчуга. Пришлось навестить портного перед балом и для такой изящной пластины усиливать скрытый карман на груди сюртука, что-то мне подсказывало, что стихи у братца не легче тетради. Не читал, не имел чести. Не мне написаны, но я редко ошибаюсь. Однако, много ли надо влюблённым?
Вычислил в парах быстро и безошибочно. Дождался паузы. Устремился следом, ликуя про себя, что Марья выходит из залы и удастся увидеться не на людях. Краткого мига хватит, и не нужны мне для этой цели гостевые визиты на дом, где теряешь день времени.
Быстро догнать не получилось: старался не запутаться в чужих пышных юбках бальных платьев и расшаркивался с министерскими, перебрасываясь короткими фразами. Любезность стоила мне времени, и, когда я вошел в длинный полутемный коридор, Марьи уже след простыл. Тени играли на бардового цвета стенах, выдержанных по французской моде. Фикусы в белых кадках шевелили листьями от сквозняка и чужого шепота. Мягкий ковер глушил шаги. Часы с боем громко отсчитывали секунды, и я на миг снова задержался, разглядывая ореховый шкаф и поражаясь чужому мастерству. Английская работа, никак не иначе, что за дивные узоры. Дерево так и играло в бликах свечей. Надо будет про часовщика узнать и заказать такие маменьке.
Ни одного дворового или лакея.
Бал остался за закрытыми дверьми, и заигравшая музыка доносилась глухо. Где же ты, Марья? Я замер у дамской комнаты, прислушиваясь, и нахмурился – шепот мне не показался. Только повел он дальше по коридору, к черной лестнице. Предчувствие меня разволновало. Ускорился и остановился, как вкопанный, увидев в тени лестницы невесту брата и высоченного поручика. Руки офицера оглаживали бальное платье баронессы, а само лицо находилось в непозволительной близости от глубокого декольте. Усами что ли щекотал? Не видно. Сделал еще два шага и кашлянул. Затейники встрепенулись. Сладострастный шепот оборвался на томительной ноте, и оба посмотрели на меня с удивлением. Поручик медленно распрямился во весь свой гвардейский рост, плечами закрывая обзор. Брови его поползли вверх, а пышные соломенные усы затопорщились, не предвещая ничего хорошего.
– Шпионите, сударь? – весело спросил статный офицер, тряся курчавым чубом. Рыжий хам. Смеется. Потеха, значит, такая. Уверенный в себе и своей безнаказанности. Я стал снимать перчатку.
Не люблю рыжих. Гвардейцев тоже не люблю.
– Вам здесь не место, Иван Матвеевич! – сказала баронесса, на краткий миг показываясь из-под локтя картинного красавца. Спряталась, тупя глаза. Слово своё сказала. Значимое.
– И вам, Марья Ефимовна, – пробормотал я, и перчатка полетела в поручика.