Город тысячи богов
Шрифт:
Глядя на огоньки, что теплились в приземистых трехэтажках, старик Юнксу поежился, и глубже засунул руки в карманы пухового комбинезона. Здесь, в долине, ветра вели себя тихо, не безобразничали даже на возвышенностях, но все же с Енисея, до которого по прямой было километров тридцать, тянуло стылым запахом реки. Сырость не церемонилась, ледяными пальцами забиралась внутрь, выламывала старческие кости, продирала до самого нутра. Жестокие, жестокие боги! Почему вы не истончили мир в Африке, или Южной Америке? Почему именно в этом сибирском Нифльхейме нашлось то, что старый Юнксу искал долгие десятилетия, а если считать реинкарнации, то и столетия?!
За спиной звучно прочистил горло Влад, - его гордость,
Чудной он, этот русский. В нем, как в алхимическом тигле, кипела, бурлила безумная смесь из крови светлоголовых славян, мрачных германцев, чернявых сынов Израиля, неторопливых лопарей и безжалостных Чингизидов. Каким-то невероятным чудом, он умудрился взять от всех лучшее: любознательность и смекалку, силу и упорство, верность и отвагу. Сейчас ему и его друзьям по двадцать, и они ходят с Юнксу уже пять лет, а кажется – всю жизнь. Это они привели Юнксу и остальных в этот заснеженный край. Привели наугад, ведомые одним лишь чутьем молодых пытливых умов, и не прогадали.
Старик Юнксу, кряхтя и переваливаясь, развернулся. Годы неумолимо забирали свое, каждый раз унося все более богатую добычу. В изношенном теле силой и ловкостью мог похвастать только разум, острый, как бритва, и такой же опасный. Ростом Юнксу не вышел, а злобное время давно сидело у него на закорках, отчего спина скрючилась – Влад возвышался над Учителем на добрых две головы.
В парке и теплой ушастой шапке, Влад напоминал медведя на задних лапах. От горячего дыхания кучерявая бородка покрылась инеем, усы тоже. Обмороженные щеки белели, глаза сверкали, а мысли… о, мысли его – пели! В нем еще бушевал дух романтика, покорителя, исследователя.
Юнксу нащупал его разум, открытый бурный поток, состоящий из детского любопытства, восторга от познания тайны, и капельки самолюбования. Осторожно, но умело подключился к нему – так вставляют провода в знакомые разъемы незнакомой техники. Общаться мыслями вблизи Бограда было легко и приятно. Телепатия здесь не требовала титанических усилий, так что кое-кто из новичков воспринимал ее, как данность, не понимая, что всего в полусотне километров отсюда они не сумеют передать даже простенький образ.
доброе утро влад не спится
не спится тревожно не могу спать
сон это сила нам нужны силы влад
– Вот, знаю, все знаю, а не могу, - сказал Влад уже вслух и развел руками. – Как перед экзаменами… Нет! Хуже, чем перед экзаменами! В сто раз хуже! Извертелся весь, мысли только об этом, какой там сон?! Если сегодня все выгорит, завтра отосплюсь… а если не выгорит…
то у нас будет все время мира чтобы отоспаться влад
Старик Юнксу растянул морщинистое желтое лицо в улыбке, и с удовольствием отметил, что Влад улыбнулся в ответ. Это хорошо. Не нужен раскисший Влад, нужен Влад боец. Сегодня их поиск закончится. Вернее, перейдет на новый уровень, но это, фактически одно и то же, для тех, кто понимает. Ничего не кончается навсегда. Просто на краю пропасти, с завязанными глазами, ты шагаешь на одну ступень вверх, и осторожно нащупываешь ногой следующую. И будто прочтя его размышления, Влад перестал улыбаться.
мне правда не по себе учитель мне страшно
Старик Юнксу пожевал обветренные губы, обдумывая ответ, и, не найдя ничего лучше, ответил мысленно:
всем страшно влад но это ничего не меняет.
Их лагерь встал у Бограда в начале мая. Почти полгода прошло, а Старик Юнксу все
заляпанный грязью «Урал» остановился, не доехав до поселка каких-то пару километров. Унылая стела, вмурованные в бетон трубы в форме треугольного паруса, кое-как держала кривые буквы Б О Г Р А Д. Водитель, пожилой хакас, смотрел удивленно и предлагал довезти до администрации, но странные туристы отказались наотрез. Запах весны, плавно переходящей в лето, пробужденной земли и чего-то неясного, неощутимого, волновал их, не давал спокойно сидеть в фургоне.
Силу, что плескалась в долине, укрывшей Боград от ветров, первыми почувствовали нелюди. Юнксу помнил, как напряглась Мими, встала, как вкопанная, глупо и неестественно, будто вдруг решила поиграть в «Море волнуется раз!». Следом застыл Мика Коскела, вздернул верхнюю губу, обнажив крепкие зубы. Волосы на его тонких предплечьях встали дыбом. Под длинными свалявшимися дрэдами задергались уши. Только Юнксу знал, что Коскела – потомственный оборотень, но сейчас это мог понять каждый – настолько звериные черты принял вдруг его облик.
Но понимать было некому. Вся группа, числом двадцать семь, напрягая глаза и морща лбы смотрела на невзрачный шахтерский поселок, как на Восьмое чудо света. Пыльный хвост тянулся за «Уралом», как пуповина, соединяющая этот мир с тем, что за гранью, пока еще не видимой, но уже ощутимо гудящей, словно провода высоковольтных линий. И пока все, лихорадочно поглядывая на Старика Юнксу, раздумывали, решиться или нет, Юра Богохвалов протянул руки и зачерпнул звенящую чистую магию полной горстью. Схватился за оголенные провода голыми ладонями.
Охнула, прикрыв рот ладонью, Ольга. Рванулся вперед Влад, но был остановлен Учителем. А Юра стоял, перекатывая с руки на руку синеватую электрическую дугу. Молния стрекотала, как живая, извивалась змеей, а затем вдруг резко стрелой слетела с пальцев, расщепив пополам тонкую березу, растущую у подножья холма. Юра рассмеялся счастливым беззаботным смехом и обернулся к друзьям.
– Смотрите, как я могу! – заметался меж гор его тонкий голос. – Смотрите!
Вьющаяся дуга поползла по склону, потрескивая и плюясь мелкими разрядами. Похожая на струю воды из брандспойта, она в щепки разносила деревья, дробила камень и взрывала почву. Круглое рязанское лицо Богохвалова светилось ликованием, он пританцовывал, и поглядывал на товарищей с нетерпением. Дескать, чего же вы? Вот она, сила, берите!
– Смотрите! Я Железный Человеееек! – хохотал Юра, полосуя склон молнией. – Я Железный Человек!
Никто не понял, когда он начал кричать. Сперва громко, отчаянно, пытаясь перебороть ненароком вызванную мощь. Затем, когда рука его обуглилась – жалобно, тонко. К нему бросились со всех сторон сразу. Ничего не понимая, не зная, что делать, его все же пытались спасти. Но не долго.
– Назад! – заорал Влад, преграждая дорогу. – Все назад!
Богохвалов уже не кричал, лишь мелко трясся. Ноги вросли в землю, руки бессильно повисли вдоль тела. Электрическая дуга, которую позже, гораздо позже Ольга назовет Плетью Саваофа, теперь била из раззявленного рта. Она наливалась багрянцем, становилась все толще, и толще, а тело несчастного Юры светилось изнутри.