Город в конце времён

Бир Грег

Небо — или то, что некогда было небом, — казалось, знало, что за ним наблюдают. Оно хотело залезть девушке в глазницы, пробуравить мозг, извратить все, что определяло ее как человека — как наблюдателя, как мыслителя, как самостоятельное и независимое существо.

Оно отказывается быть понятым — и уж конечно, никогда не позволит себя подчинить.

Тиадба медленно опустила взгляд на неровный, изломанный грунт, затем моргнула, на этот раз намеренно. Каким-то образом она переборола то, что лежало над Кальпой, заставила его остановиться.

Патун

с новым уважением взглянул на молодую самку. Он испытывал некоторое — небольшое, впрочем, — удовлетворение от текущего затруднительного положения, в которое попали его разведчики, а также чисто профессиональный интерес к восстановлению их психического равновесия.

— Это только начало, — сказал он. — Ничто не может подготовить вас заранее. Ничто и никто.

Они приблизились к внешнему кольцу генераторов — высоких, узких монументов, медленно колеблющихся по периметру города. Внутри этих обелисков различались неясные формы, чье неторопливое движение словно отзывалось на действие неких внешних сил.

Между генераторами лежали участки дымчатых теней, запутавшихся в лабиринте низких стенок — едва ли по колено разведчикам. Глядя на них, Тиадба не могла поверить, что эти стены действительно способны защитить от вторжения.

Патун и его помощники составили эскорт девятке пилигримов на последнем участке до внутренней стены. Здесь, в шестидесяти милях от учебного лагеря, дистанция еще что-то значила.

Они научились держать взгляд на темно-серой линии горизонта и без нужды не поднимать глаза выше. Патун шел впереди по твердой поверхности, изрезанной трещинами и шрамами; из-под подошв поднимались клубы тончайшей пыли, оседавшей крошечными дюнами. Вездесущая пыль покрывала древний фундамент подобно пеплу — возможно, это и был настоящий пепел.

— В свое время в Кальпе насчитывалось семь бионов; двенадцать городов на Земле в целом, — сообщил Патун. Голос его ясно и отчетливо звучал в их шлемах. — Генераторы реальности миллионы лет защищали бионы. Затем пришла война. Хаос этим воспользовался, и теперь осталось только три биона — вскоре их будет только два, или даже один. Эту историю вы найдете в своих книгах. Повествование о том, как сражались между собой Асуры, Девы и Эйдолоны, и о том, как города были принесены в жертву их богоподобной глупости.

— Что такое «бог»? — спросил Кхрен.

Нико, Шевель и Денборд шли слева от Тиадбы, а Кхрен и Махт — справа. Перф же, как всегда, тащился позади вместе с Фринной и Херцей.

Никто не ответил.

— Просто подумал, что Высокан может знать… — пробурчал Кхрен себе под нос.

Тиадба не страдала ни от голода, ни от боли и почти без усилий покрывала милю за милей древнего, мертвого грунта. Пожалуй, она уже не знала, что такое настоящая боль или скорбь — исчезли все эмоции, кроме любопытства, которое никогда ее не оставляло. Если бы здесь был Джебрасси, его разбирало бы то же самое любопытство и страстное желание увидеть, что лежит за границей реальности.

Их единственная надежда на свободу, верилось им раньше, лежала вне Кальпы, вдали от удушливой хватки истории и

традиций. Но вот книги, их ментор, само небо, каким бы оно ни было, — все это свидетельствовало об ином. Вновь их использовали. Как и подозревали молодые представители племени, они были инструментом, средством для достижения некой цели. И все же Патун, казалось, был искренне озабочен их благополучием. Сейчас, когда подготовка практически завершилась, его грубоватость смягчилась до уровня терпеливого разъяснения подробностей, припасенных для последней минуты. Он часто повторялся, и это раздражало Тиадбу, однако когда она смотрела на своих товарищей, то понимала такую необходимость. Особенно в отношении Херцы и Фринны, которые никогда не задавали вопросов. Им требовалось рассказывать и пересказывать истории вновь и вновь. Как же они выживут в Хаосе?

— Средиземье — наиболее сложный участок, — в сотый раз втолковывал Патун. — Зона лжи называется так не зря — вторжения могут произойти в любой момент. Эту зону необходимо пересечь как можно быстрее. Если Хаос устроит атаку через ваш сектор, схватка между генераторами Кальпы и вторжением создаст интенсивные вихри фрагментированного времени и пространства — невидимые, но смертоносные. Попав в такой вихрь, вам уже никогда не добраться до границы реальности. В этом регионе ваши доспехи активированы не полностью. Прислушивайтесь к ним — они сообщат о близости вторжения или его вторичных эффектов, а также о том, затуманено ли ваше восприятие, не ослабла ли способность к принятию решений.

Произносимые вслух слова достигали спутников напрямую, звучали в ушах — а вот привыкнуть к тому, как поступают сообщения от скафандров, было не просто. Броня практически не пользовалась слышимой речью; просто возникало ощущение, что «лучше поступить так-то и так-то». Тиадба так и не решила, нравится ли ей такая изощренность. Наверняка это поможет за воротами и границей реальности, хотя Патун и другие сопровождающие не раз напоминали, что скафандры не могут знать все.

Высокан тем временем продолжал:

— Нельзя недооценивать собственные инстинкты: вы — наблюдатели, созданные из древней материи, а наблюдатели играют первостепенную роль даже в Хаосе. Тифон завидует вашим органам чувств. Это его главнейший принцип — в его царстве такие понятия как «наблюдать», «воспринимать» означают быть объектом ненависти. Позднее, когда вы напрямую познакомитесь с Хаосом, вы поймете, что в первую очередь следует полагаться на собственное мнение. Однако поначалу, и уж конечно в зоне лжи, доверяйте скафандрам.

— Каким образом то, что находится внутри границ реальности, может быть хуже того, что снаружи? — спросил Нико.

— Никто не говорит, что «хуже» — просто более предательское, — сказал Кхрен. — Как если бы тебя вдруг укусил прирученный грузопед. Такого ты не ожидаешь.

— М-м… — задумчиво покивал головой Нико.

— А меня однажды и впрямь укусил грузопед, — сообщил Шевель. — Я наступил ему на хвост.

— Они и так почти целиком состоят из хвоста, — насмешливо заметил Перф.