Город, в котором...
Шрифт:
Он все это перечислил себе, чтоб напомнить: оснований для авитаминоза нет, Семенков уйдет, Егудин ушел, зато есть такие ребята, как Ким; Горынцев вот еще появился, бесценный парень, за него десяток не жалко отдать, и вообще…
Он включил телевизор и посмотрел программу новостей. Обозреватели отчего-то резко поумнели и перестали поносить других, превознося себя, и уж одно это исторически обнадеживало. Глеб и эту надежду присовокупил к плюсам своего положения. Поглядел — и оказалось ничего, вроде достаточно для мало-мальски полного счастья. С тем и уснул.
А снабженца грамотного действительно
Глава 4
ПРОТУБЕРАНЕЦ
Сева их провожал. Не разговаривали. Сидели на скамье, ждали поезд, стерегли детей.
Вокзал был заполнен демобилизованными солдатами среднеазиатской наружности. Они, видимо, уже давно терпели в анабиозе ожидания, потягивались затекшими конечностями, равнодушными взглядами пробегали людное пространство как пустое, вяло перешучивались, приносили из буфета лимонад и булочки, трезвые юноши мусульманских краев.
Нина всматривается в лица: ей плохо, и она хочет в чужих лицах подсмотреть тайну счастья. Чтобы перенять. Вот они, целый полк ровесников, — два года они вели одинаковую жизнь, они свыклись, как братья, им кажется, что это родство всегда их выручит, но со стороны-то видно: у каждого на лице написана отдельная судьба, и каждый неумолимо обречен своей. И лишь немногие предназначены счастью…
Когда объявили посадку на поезд, конечной целью имеющий Ташкент, солдаты, услышав имя родины, невольно вскочили и приветствовали этот звук — грянуло ура, которое само себя не ожидало, но, явившись, так понравилось себе, что давай возвращаться, повторяясь волнами: ура! — ура! — ура!..
Нина засмеялась их радости и заплакала.
Она уезжала с детьми к своим родителям. Сейчас соприкосновение с Севой было погибельно. Нельзя ставить в одну вазу розы и гвоздики, им это взаимно невыносимо.
Свои комнатные цветы она отдала соседке: у Севы засохнут.
Кота отдала другой соседке: у Севы подохнет.
У Руслана отдельное место в купе — верхнее, и он рад, как бывает только в детстве. Сева подсадил его наверх, и он там бурно осваивается: лампочка — включается-выключается; окно — нет, не открывается; до потолка — нет еще, не достает головой.
Сева спрятался в детях, как в окопе. На Нину боится взглянуть. Ну да, ведь у нее взгляд как крючок: запустит его внутрь и тянет, тянет душу… н-н-н — как зубы сверлят. Все хочет выудить из него какую-то золотую рыбку — «чего тебе надобно, старче?» — стал он кликать… — тянут-потянут, вытянуть не могут… О чем он думает? Примерно так: тянуть сеть из воды, репку из земли, сила трения, сила тяготения… Почему велосипедист преодолевает путь легче, чем пешеход? Работа равна произведению пути на силу. За счет чего велосипедист тратит меньше силы, чем пешеход на тот же самый путь, ведь вместе с велосипедом они весят больше, чем один пешеход без велосипеда, и все перемещение осуществляется исключительно за счет личной энергии…
Ничего не стоит Нине представить Севины мысли. Весь он известен ей до осатанения.
Уже до отправления минуты три. Никто больше не входил, два места в купе остались свободными.
Хорошо ему будет одному. Думай себе бесплодные свои мысли без помех
Руслан изучал мир верхней полки. Еще один исследователь на ее голову. Однажды он сидел рядом с ней на диване и «светил» ей в книжку, чтобы легче было читать. Делалось это очень просто: сперва он смотрел на лампочку, в глазах копился свет, потом переводил взгляд на страницу — и переливал на нее накопленный свет, пока не чувствовал, что глаза опростались. Тогда он снова обращался к лампочке и наполнял их. Время накопления и выливания было одинаковое. Когда свет выливался весь — в глазах становилось темно…
Может, ради того, чтоб произошел этот мальчик, природа и ухищрялась сводить его родителей? Несводимых. Может. Ну что ж, о себе жалеть не приходится. Лечь перегноем в грядку, на которой произрастает этот плод. Что ж. Не обидно.
Нина взглянула на него на верхней полке, потом на его отца, поезд сейчас отправится, два места в купе свободны… Нина сглотнула, впадая в решимость, и в тот момент, когда, возможно, соображалось: сила, прилагаемая пешеходом для движения вперед, равна его весу, который он должен сперва оторвать от земли и переместить на шаг, а велосипедист не затрачивает усилий на отрыв от земли и подъем веса… — вот на это самое место, видимо, пришлось вторжение ее слов, перекрывших ей дыхание:
— Поедем с нами… А? — сказала и замерла.
Услышав слова, он поднял бровь, овладевая их смыслом.
А Нина уже привыкла и полюбила эту свою мысль — уже она казалась ей находчивой и красивой, как собственный ребенок, на которого долго глядела.
— Ведь ты теперь не на вахтенной работе… Дадим телеграмму…
Сева смотрел в ответ трусливо. Он отказывал ей.
— Не крутись, свалишься! — крикнула Нина на Руслана и покраснела пятнами.
Сева вздохнул.
Скажи он ей сейчас: «Останься!» — и она порвет билеты и выпрыгнет из вагона, схватив детей в охапку, — опять в тот же тесный сосуд — гвоздики и розы — снова и снова, не веря, повторять опыт: а может, совместятся?
И снова хотеть того, не знаю чего, а он, бедный, будет во всем виноват. И смотрит на нее жалким взглядом, и нет внутри него того чувства, при помощи которого исполняется то, не знаю что.
— Куплю себе там новый купальник… Буду загорать в саду. Красивая стану, — беззаботно заливает Нина предыдущее, как глазурью заливают торт. Слой беззаботности получился тонкий, прозрачный, предыдущее не скрылось под ним.
— А по вечерам на танцы! — подсказал Сева.
Нина глядит на него, глядит — и потом произносит — уважительно, ненавистно и страшно:
— Ты уче-о-ный!
Это уже истерика. Нина западает в нее легко и мгновенно — ртуть, а не психика — привычно, как дождевая вода находит ложе оврага; уже пробуровила в Севе глубокий-преглубокий овраг, до самых корней его нервов, уже и их подтачивает. И немудрено, что он торопит ее исчезновение.
Да что же это, ведь у нее есть в достатке все, что люди учитывают в жизни как необходимое: пища, одежда, кров, работа, семья. Однако непрерывно Нина ощущала некий ущерб своего существования, причем ущерб не тот, что «недодали», а тот, что «некуда отдать». Да и не знает сама, что именно отдать.