Город ящеров
Шрифт:
— Вы, наверное, поздно влюбляетесь? — спросила.
Руанн посмотрел на меня внимательно. Уверена, он пытался разгадать: какое впечатление на меня произвели его слова и почему я так резко сменила тему.
Я улыбнулась несмело, и мой ящерр медленно выдохнул. Наверное, я всё же научилась скрывать эмоции.
— Нет, просто Токкиа слишшшком оберегает единственную дочь. Да и ей с отцом хорошшшо, иначе уже давно испытала бы влечение. Не такая уж она независимая, как хочет показаться, — усмехнулся. — И избалованная
— Что ты имеешь в виду?
— Я неправильно использовал это слово? Ну, что ей позволяли всегда очень много, без ограничений, — Руанн поймал мой упрекающий взгляд и сразу понял: — А, ты о другом. Я имел в виду то, что влечением управляет сознание. И когда девушшшка не готова, то она может его ослабить или полностью погасить. Отсрочить на определённое время, так сказать.
Он прикоснулся большим пальцем к моему подбородку, наклонился и поцеловал. Не эротично, скорее, нежно, заботливо.
— Видимо, девочка не хочет отпускать отца, не готова поверить другому мужчине, что бы она там ни говорила о своей независимости, — Руанн сделал многозначительную паузу. — А её избранник бродит где-то рядом, не понимая, почему его привлечённая не преврашщается.
— То есть такое тоже бывает, когда настоящее влечение не взаимно? — спросила я удивлённо, не замечая его намёков.
— Бывает, но это, скорее, исключение. Не так много в мире женщин, не желающих найти спутника жизни. Мужчин, поверь, тоже.
Серебристая кожа моего ящерра переливалась в свете фонарей. Глаза — сверкали. Он говорил как-то… по-особому, но я не понимала, в чём конкретно состоит отличие.
— Получается, ваши женщины до того, как влюбиться, похожи на нас, выходцев из этой планеты? Их не отличить?
— Не совсем. Отличить можно, хотя бы по тому, что они понимают нашшшу речь. Но есть и другие детали, которые для нас очевидны.
Хотелось смеяться. Я представила несколько шестерёнок, которые впервые за долгое время заработали в такт.
— Теперь я понимаю, почему вы так присосались к нашей планете… Мы напоминаем вам ящерриц, которых ещё можно выбрать. Которые не заняты, не влюблены.
Руанну не понравились сделанные мной выводы. Это его раздразнило.
— Что ты хочешь услышшать, Лин? Мы бы вели себя по отношшению к вам по-другому, если бы вы не продавали себя.
— Мы под принуждением! — выкрикнула я в ответ. — Из-за вас мы теряем волю! Как ты можешь не понимать очевидного!
Руанн усмехнулся. Злая, недобрая улыбка.
— Ты думаешшь, те, что пришшли сюда, делали это не по своей воле? Мы редко используем внушение — нас не прельщает тупая покорность. Последние несколько лет мы принуждаем лишь бунтовшщиков. Женшщина для постели — другое дело. Они все здесь добровольно.
У меня снова разболелась голова. Резко, внезапно. Я почему-то представила стену, сквозь
Я знала — он врёт. Очень убедительно и легко. Не все пришли сюда добровольно. Я выплюнула самый яркий аргумент:
— Руанн, а та девушка в зелёном платье? Не её ли синяки ты предъявил как доказательство вины вои Люмиа? Мне показалось, ты сам был против подобного поведения, а сейчас защищаешь таких, как он!
Пауза.
Лицо Руанна изменилось. На нём отразилась настоящая жажда крови.
Я не поняла почему, а потом как током ударило… «Не её ли синяки ты предъявил как доказательство?».
Я открыто призналась, что понимаю язык ящерров.
К лицу прилила кровь.
Мой судья только этого и ждал. Подтверждение. Нельзя отрицать. Нельзя неправильно понять. Он знал, знал и раньше… тогда почему так страшно?
Мне не понравилось выражение его лица.
— Руанн, я…
Я испугалась. Я очень сильно испугалась.
— Милая Лин, — очень нежно прошептал Руанн. Мне послышалось шипение змеи в этих звуках. — Милая моя девочка...
Ящерр подошёл ближе и прижал меня к себе. Крепко-крепко, так, что я даже сквозь костюм почувствовала текстуру его кожи. Железный захват не оставлял и шанса вырваться. В очередной раз меня пугал мужчина, в любви к которому я себя убеждала.
Он обхватил моё лицо руками, наклонился и поцеловал. Его согнутая спина напоминала полукруг. Нет, камень, нерушимый столетний камень, который, в попытке сделать менее пугающим, затянули в дорогую ткань.
Понемногу страх начал отпускать. Когда Руанн прервал поцелуй, я почти обрела внутреннее равновесие. Голова перестала болеть, в «кирпичную стену» больше не ломилась полупрозрачная сила.
— Понимаешшшь всё-таки…
Не спрашивал — утверждал. Пугал напористостью.
— Понимаешшшшь. Я знал, так давно знал, но теперь…
Рядом с нами никого не было. Мы оказались внутри квадратного ограждения с тремя выходами. Было тепло, несмотря на моросивший снег.
Впору бы спросить прямо: «Руанн, почему я понимаю вашу речь? Руанн, ты влияешь на моё сознание? Руанн, почему у меня так часто болит голова?»
Боялась. Он по-прежнему оставался ящерром, тем, кому нельзя доверять.
— Мне… нам нужно про… пройтись.
Мой судья посмотрел на меня сосредоточенно, и в который раз я поразилась перемене его настроения.
— Только недалеко. Там… темно.
— Как скажешь, судья Руанн. Всё будет так, как ты захочешь.
Он ухмыльнулся. Мы побрели вперёд.
Несколько минут мы молча шагали, как мне казалось, куда глаза глядят. Начался лёгкий снегопад, и это создавало странное ощущение неестественности, так как в саду было очень тепло.