Город заката
Шрифт:
При таком «хлебниковском» картографическом преобразовании Иерусалим переходит как раз в ту таинственную область на Каталонском атласе, которая содержит неведомый узел пучка локсодром, который нам никак не удавалось идентифицировать. Координаты отраженного Иерусалима приходятся примерно на середину Маныча — цепи соленых озер, геологического наследия пролива, который в доисторические времена соединял Каспийское море с Черным. Вновь подчеркну, что разгадка этого узла на Каталонском атласе так не отыскивается, но размышления над ней приводят к интересному картографическому преобразованию, которое находит свое развитие в следующем.
Хлебников всю жизнь работал над «Досками судьбы» — книгой, чья идея наследует старинному калмыцкому гаданию по бараньей лопатке, которое
Оперирование степенями 2 и 3 и попытки с их помощью провести калибровку новейшей хронологии соответствуют описанному выше картографическому преобразованию не времени событий, а мест событий, согласно которому все числовые калибровки (градусы, минуты, секунды) координат происходят в системе кратности 6 = 2x3, 36(0) = 22 х 32(0).
16 января 1922 года в Москве, за полгода до смерти, Хлебников записал в «Досках судьбы»:
Чистые законы времени мною найдены 20 года, когда я жил в Баку, в стране огня, в высоком здании морского общежития, вместе с [художником] Доброковским. <…> Художник, начавший лепить Колумба, неожиданно вылепил меня из зеленого куска воска. Это было хорошей приметой, доброй надеждой для плывшего к материку времени, в неведомую страну. Я хотел найти ключ к часам человечества… Там же мы находим: Азбука, гласный мир, перволюди рождения, равнодействие, жизнь, небо, земная кора Рубль, струны шара, шаг…«Струны шара» — как раз и есть наши локсодромы, меридианы и параллели. Вышеизложенное предположение провоцирует проанализировать материал «Досок судьбы» с точки зрения картографических преобразований, попробовать найти в их материале пространственные соответствия. Но и без того уже сейчас можно предложить ключ к структуре мышления Велимира Хлебникова, основанный на описанном картографическом преобразовании относительно центра симметрии дельт двух великих рек. Этот русский поэт, как никто другой из современников, находился на острие луча времени, проникавшего в XX век, высвечивая его апокалипсические битвы и с ними — великие научные открытия, революционное развитие научной мысли.
Объединение пространства и времени должно было неизбежно повлиять на мировидение Хлебникова, учившегося математике в Казанском университете, ректором которого некогда был Николай Иванович Лобачевский, автор «Пангеометрии», предвестницы математического аппарата общей теории относительности. К тому же Хлебников — Председатель Земного Шара. И вправе поступать с земным шаром, по крайней мере с его поверхностью, как угодно. Таким образом, нам представляется закономерным в изучении структур мышления Хлебникова наконец породнить время с пространством, так как XX век, мышление новой эпохи находились на кончике пера Велимира Хлебникова, этого великого объединителя, примирителя религий и цивилизаций, сторон света и времен.
Разведывая структуру исторического времени, он прощупывал структуру пространства.
УТРАЧЕННЫЙ
Интерес к масонам у меня несколько раз менялся от настороженности к любопытству. Старшие мои классы пришлись на начало перестройки, отличавшейся повышенным вниманием к запретным плодам и сенсациям. Я учился в школе при МГУ, основной учительский состав набирался из числа университетских преподавателей, и литературе нас обучала одна миловидная дама, недавно защитившаяся на филфаке. Она каким-то образом оказалась ревнительницей общества «Память» и после обсуждения идей, побудивших Пьера Безухова обратиться к масонам, устроила нам факультатив, на котором рассказала о мировом жидомасонском заговоре; о том, что еще со времени строительства Первого Храма евреи претендуют на ведущую роль в обустройстве Вселенной; а также что среди частных проектов заговора находятся такие успешные рок-группы, как «Beatles» и «Rolling stones».
К счастью, вскоре после лекции по курсу истории русской литературы, который Андрей Леонидович Зорин читал нам на кафедре истории культуры МФТИ, я заинтересовался русскими масонами вообще и деятельностью Николая Ивановича Новикова в частности. При этом символическое значение масонского ритуала с использованием отвеса, треугольника и циркуля стало яснее. Но все равно относительно легенды о великом строителе Храма — мастере Адонираме, который был убит подмастерьями, пытавшимися выведать у него пароль доступа к высшим ступеням знания, — оставалась убежденность, что корни ее находятся в Танахе и при случае не составит труда их отыскать. Однако даже некоторые простые заблуждения могут длиться много лет.
В 1994 году в Сан-Франциско я познакомился с художником Халом. Человек он был добрый и рьяный, всегда готовый отправиться в путешествие за смыслом. Жил Хал в дешевом отеле; отец его умер, когда сыну было шестнадцать, а пожилая мать давно переехала в Jewish Home, откуда не уставала звонить сыну — с целевыми указаниями, как ему исправить свою жизнь.
Хал был художником-акционистом. От его перформансов оставались только огромные цветные фотографии, на которые он тратил свободные деньги, зарабатываемые доставкой пиццы и службой в охранном агентстве.
Эксцентричность Хала обретала воплощение не только стихийно, но и в рамках социально организованных проектов. Одним из них был фестиваль «Яна-Хойя». Он проводился ежегодно в южнокалифорнийской пустыне Красных Камней, куда вот уже лет пятнадцать за неделю до Дня независимости отовсюду съезжались самодеятельные и профессиональные художники, специализирующиеся на актуализации воображения.
Лагерь, состоявший из палаток, балаганов и автомобилей, был организован амфитеатром. В фокусе амфитеатра располагалась площадка — арена, на которой выстраивался главный объект фестиваля — 20-метровый человек, каждый год собиравшийся из какого-либо горючего материала: досок, соломенных жгутов, высушенных тыкв. Человека этого устроители называли Temple, а себя, естественно, — тамплиерами. В конце фестиваля Temple поджигался, и зрелище гигантского пожарища заменяло прощальный салют.
Хал был болезненно увлечен масонами, и после одного случая мне пришлось всерьез обратиться к предмету. Говоря о «Maltese Falcon» — культовом фильме с Хамфри Богартом, Хал утверждал, что вся таинственная суть Сан-Франциско — странного злачного города, который часто по вечерам полон туманов, — в этом фильме. Хал всерьез верил в повсеместность масонов и говорил, что Сан-Франциско ими просто кишит; что некоторые дома в центре города построены масонскими архитекторами и используются ими в качестве храмов. Что это значит? С виду ампирное здание предназначено для общего пользования, и никто никогда не догадается, что в нем собираются масоны. Они могут там находиться под видом простых посетителей и вдруг одним махом устроить тайный, никем не замеченный ритуальный флешмоб.