Город Золотого Петушка
Шрифт:
Игорь шагает по траве. Кто-то еще пулей летит мимо него. Не догнать.
Озорная мысль приходит Игорю в голову. И он шагает все дальше. Что, если спрятаться в Рыбачьем домике! Посмотрим, сколько они будут сидеть в своих укрытиях, дожидаясь, пока Игорь найдет их! «Вот посмеюсь же я над ними!»
Он скрывается в гуще деревьев. Выходит на малохоженую дорожку, что ведет к Рыбачьему домику. Здесь тихо. Стоят недвижные сосны. Не шелохнется ни одна травинка, ни один лепесток неприхотливых полевых цветов, которые растут тут невозбранно, — Янис Каулс разрешил им расти тут и не покушается на этот уголок, лишь кое-где он подправил что-то,
Дверь Рыбачьего домика открыта. Там кто-то есть. Хорошо, если Андрис! Но нет, это его отец сидит на крылечке и острым ножом вытачивает зубья для грабель и с кем-то разговаривает. Игорь невольно останавливается. Янис не видит его.
— Да, он человек большой культуры! — говорит Янис с уважением. — Хотя его при Ульманисе из университета исключили на девяносто девять лет.
— Как так? — спрашивает кто-то из домика.
Каулс усмехается.
— Наши буржуи не хотели, чтобы кто-то обвинил их в бесчеловечности, а потому исключили не навсегда, а всего лишь на девяносто девять лет…
— За что исключили-то? — спрашивает невидимый собеседник садовника.
— За Испанию…
— Как, разве Балодис был в Испании? Добровольцем?
— Ну да! — с гордостью отвечает Янис. — Воевал с фашистами и тогда, и в сорок первом. Боевой… Он университет кончил только при советской власти. Сильный человек, даром что фамилия у него такая кроткая: по-нашему, балодис значит голубь.
— Выходит, товарищ Голубев! — шутя говорят из домика.
Но Янис не принимает этой шутки, она ему не нравится.
— Нет-нет, не Голубев, а голубь! — говорит он с легким оттенком неудовольствия, отвергая эту попытку переиначить фамилию Балодиса на русский лад.
Игорь осторожно заглядывает в маленькое окошечко Рыбачьего домика. Во второй его половине, такой же крохотной, как та, где Янис хранит свои инструменты, стоит маленький столик и одна табуретка, а на стенке приделаны маленькие полочки. На столике — знакомые Игорю книги: Макаренко, Коменский, Ушинский, педагогические журналы, бумага, листки рукописи. А за столиком, задумчиво подперев голову правой рукой и покусывая губы, сидит папа Дима и глядит на море — тихое, приветное, ясное…
Так вот кого приютил Янис, запретив ребятам являться в Рыбачий домик днем!
— Ну, не буду вам мешать! — говорит Янис, аккуратно складывая свои инструменты.
— Что вы, какая это помеха?! — восклицает папа Дима.
Но Янис Каулс улыбается и уходит в глубь парка.
А Игорь долго глядит в окно на отца. Едва ушел садовник, он впился в свои записки, вполголоса читает их, перечитывает, черкает пером, пишет… Ах, папа. Дима, папа Дима! Тебе же нельзя работать. Ведь профессор говорил, и Николай Михайлович говорил, и мама говорила, и все говорили, что главное — отдохнуть хорошо! А ты?.. Но тут у папы Димы веселеет лицо — он нашел какую-то удачную фразу и в радостном ажиотаже стучит по столу кулаком.
— Как маленький! — говорит Игорь и ухмыляется во весь рот.
4
Кто рассказал о том, что Вихровы собираются ехать в Сигулду, и небольшой компанией, — непонятно! Только и было, что Игорь обмолвился об этом Андрюшке Разрушительному.
К маме Гале пришла мать Краснокожей Наташки. Прищуривая свои бесцветные ресницы, она сказала: «Вот хорошо-то! Я давно мечтаю поехать
Потом пришла Петрова и, обворожительно улыбаясь маме Гале, сказала, что она охотно присоединится к небольшой компании, потому что ей решительно некуда девать свое время и ей все давно надоело, конечно, если инициаторы поездки не будут иметь возражений.
Инициаторы поездки, конечно, не имели возражений, о чем мама Галя, улыбаясь Петровой с неменьшей благосклонностью, сообщила тотчас же…
Потом пришла немолодая красивая дама, мать Али и Ляли, и, обняв маму за талию, спросила, не захватят ли Вихровы с собой ее девчонок, от которых ей, по правде сказать, хочется отдохнуть… Аля и Ляля, стоявшие справа и слева от матери, в один голос сказали совершенно одинаковыми голосами:
— Н-ну, мама!
А мать, рассмеявшись, сказала Вихровой:
— Только вы их не перепутайте: синяя ленточка у Ляли, а красная — у Али!
Тут девочки рассмеялись тоже и сказали в один голос:
— Мамочка! А мы с утра обменялись ленточками!
— Меня не проведете! — сказала мать Але и Ляле и, шлепнув их ладошкой, отправила впереди себя, заручившись согласием мамы Гали и звонко чмокнув ее на прощанье со словами: — Ну, вот и спасибо, душенька моя!
…Итак, собралась уже такая компания, которая начисто уничтожала первоначальный план тихой, спокойной поездки. И мама Галя уже с опаской поглядывала на дорогу, что вела к их домику, не без оснований полагая, что к этой небольшой компании захотят присоединиться и другие…
— Игорешка, безумный! — сказала мама Галя Игорю. — Это ты разболтал всему свету о нашем намерении? Что ты за человек, не понимаю! Ведь теперь нужен нам целый автобус, чтобы вывезти всю эту братию. О, люди!
Папа Дима сказал:
— Ну что ж, это неплохо. Веселее будет, я думаю!
— Ты так думаешь! — сказала мама Галя, покосившись на отца, и слегка нахмурилась. Она некоторое время сосредоточенно соображала что-то. Вдруг она чему-то усмехнулась и сразу повеселела и сказала: — Я тоже думаю, что будет неплохо.
А чтобы компания еще не разрослась, мама Галя утащила папу и Игоря в лес за грибами, хотя и сама не знала, есть ли здесь грибы. И это было очень хорошо, потому что неожиданно, едва Вихровы отошли несколько от своего дома отдыха, они действительно наткнулись на грибное место…
Высокие сосны стояли здесь на расстоянии друг от друга и мягкий светло-зеленый мох прикрывал их подножия. Все вокруг было усеяно также брусничником, и мама и папа тотчас же стали вспоминать свое Забайкалье — какая там растет брусника и сколько там хороших грибов! А пока они вспоминали все это, Игорь вдруг наткнулся на целый выводок боровиков. Грибы стояли, тесно прижавшись один к одному и прикрывшись сверху седым мохом. Игорь боялся поверить своим глазам — боже мой, сколько грибов в одном месте! Ему даже жалко стало их собирать — так дружно боровики держались вместе. А потом им овладела жадность — руки его задрожали, и он, торопясь и оглядываясь на родителей, стал вырывать грибы вместе с корнем…