Город золотых теней
Шрифт:
– Кристабель, детка, ты не можешь читать немножко потише? – попросил папа. – Рон пока не знает, чем кончится матч, и ты ему все удовольствие испортишь.
– Смешно. Очень смешно, – буркнул капитан Паркинс.
– Извини, папа.
И она стала читать дальше, но уже шепотом, о том, как принц разрубил заслон из паутины и оказался перед воротами замка Спящей Красавицы.
– Да, кстати, хочешь историю про нашего старого приятеля? – спросил капитан Паркинс. – Я его вчера застукал, когда он обращался в отдел снабжения. Если вспомнить, сколько он ест, то можно было
– Погоди, попробую сам угадать. Удобрения для растений?
– Нет, еще более странный продукт. А если учесть, что он тридцать лет не выходил из дома, то и вовсе поразительный…
Тут Кристабель перестала слушать, потому что на нижнем краю картинки в очках стали появляться новые слова. Они были крупнее прежних, и одним из них было ее имя.
«ПОМОГИ МНЕ КРИСТАБЕЛЬ, – прочитала она. – СЕКРЕТ НИКОМУ НЕ ГОВОРИ».
Добравшись до слова «секрет», Кристабель сообразила, что читает вслух. Она тут же смолкла, встревожившись, но капитан Паркинс все еще говорил с отцом, и они ее не расслышали.
–… Я, разумеется, велел ему отказать, пока он не представит приемлемое объяснение, а заодно попросил пересылать мне все его необычные заказы. Как считаешь, что он задумал? Сделать бомбу? Или просто весеннюю уборку?
– Ты сам сказал, что он десятилетиями не выходил из дома. Нет, думаю, у него просто старческое слабоумие. Может, стоит заехать к нему и самому все проверить… когда избавлюсь от простуды. Готов поспорить, что у него там вирусы так и плодятся.
Кристабель продолжала читать слова, появляющиеся в очках, но теперь бормотала их про себя и затаив дыхание, потому что секрет был такой странный, а она сидела совсем рядом с папой.
«… И ПРИНЕСИ ЕГО МНЕ ПОЖАЛУЙСТА БЫСТРЕЕ НИКОМУ НЕ ГОВОРИ СЕКРЕТ».
Потом снова появились обычные слова, однако Кристабель уже не хотелось читать про Спящую Красавицу. Она сняла очки, но не успела встать, как в комнату вошла мама.
– Вы тут здорово устроились, – заметила она. – А я думала, ты болен, Майк.
– Ничто так не прочищает мозги и не прогоняет простуду, как немного футбола и пара стопок неразбавленного.
Кристабель встала и выключила очки – на тот случай, если они заговорят и выдадут секрет.
– Мам, можно мне уйти? На минутку.
– Нет, детка. Обед уже на столе. Сперва поешь, потом можешь идти. Рон, ты не составишь нам компанию?
Капитан Паркинс пошевелился и поставил на кофейный столик пустой стакан.
– С удовольствием, мэм.
– Если ты еще раз назовешь меня «мэм», – улыбнулась мама Кристабель, – мне придется отравить твою еду.
– И все равно она будет лучше того, чем меня кормят дома.
Мама улыбнулась и повела всех на кухню. Кристабель тревожилась, ведь ее просили прийти срочно. Но раз обед на столе, никто никуда не уходит. Это было правилом, а Кристабель всегда соблюдала правила. Ну, почти всегда.
Кристабель встала, прихватив корешок сельдерея.
– Можно мне теперь уйти?
–
Отец оглядел дочь с ног до головы с притворным подозрением. На мгновение девочка испугалась, но потом поняла, что папа хочет пошутить.
– А куда это ты несешь сельдерей, юная леди?
– Мне нравится есть его на ходу, – пояснила Кристабель и в подтверждение своих слов откусила кусочек. – Когда его жуешь, то во рту хрустит, а мне кажется, будто это такое-то чудище наступает на дома: хруп, хруп, хруп.
Взрослые рассмеялись.
– Дети, – сказал капитан Паркинс.
– Ладно, иди. Но возвращайся засветло.
– Обещаю. – Кристабель выскользнула из столовой и сняла с крючка плащик, но направилась не к входной двери, а прокралась по коридору к ванной и открыла шкафчик под раковиной. Набив карманы, она как можно тише вернулась к двери. – Я пошла! – крикнула она.
– Будь осторожнее, маленькое чудище! – отозвалась мать.
Лужайка перед домом была устлана красными и бурыми листьями. Кристабель торопливо свернула за угол. Потом украдкой выглянула, убедилась, что за ней никто не следит, и пошла к дому мистера Селларса.
На ее стук никто не ответил. Подождав немного, она вошла, хотя и чувствовала себя странно, словно она какой-нибудь грабитель. Ее окружил влажный горячий воздух, такой густой, что казался живым.
Мистер Селларс сидел в кресле, голова его была чуть откинута назад, а глаза закрыты. На секунду Кристабель показалось, что он умер, и она приготовилась испугаться по-настоящему, но тут один его глаз медленно, как у черепахи, приоткрылся и посмотрел на нее. Потом показался кончик языка, облизнул пересохшие губы, и мистер Селларс попытался заговорить, но не смог произнести и звука. Он протянул к ней руку. Рука дрожала. Сперва Кристабель решила, что он хочет, чтобы она ее взяла, но потом поняла, что рука указывает на ее распухшие карманы.
– Да, я принесла, – сказала Кристабель. – Вы не заболели?
Старик снова шевельнул рукой, на сей раз чуть сердито. Кристабель извлекла из карманов куски маминого туалетного мыла и положила их ему на колени. Он принялся царапать кусок мыла пальцами, но никак не мог снять бумажную обертку.
– Дайте я сниму. – Она взяла кусок мыла и развернула его. Когда тот, белый и блестящий, оказался у нее на ладони, мистер Селларс указал на тарелку, стоящую на столике рядом с ним. Там лежали кусок очень старого сыра – сухого и потрескавшегося – и нож.
– Вы хотите есть? – спросила Кристабель.
Мистер Селларс покачал головой и взял нож. Руки у него так тряслись, что он его едва не уронил, но все же протянул нож Кристабель. Ясно, он хочет, чтобы она порезала мыло.
Некоторое время девочка пилила ножом скользкую плитку. Ей уже доводилось строгать мыло в классе, но пилить его оказалось куда труднее. Она сосредоточилась и в конце концов сумела отрезать кусок шириной в два ее пальца. Мистер Селларс протянул руку, похожую на расплавленную птичью лапу, взял кусочек мыла, отправил в рот и принялся медленно жевать.