Город. Сборник рассказов и повестей

Саймак Клиффорд Дональд

– Я наблюдал за ней, – доложил Оскар. – Она уже пила, и с ней пока ничего не случилось.

Вебстер встал, вышел из кабинета и прошел по коридору. Толчком отворил дверь, и его встретил плеск прибоя. Он невольно прищурился от яркого света на раскаленном песке пляжа, белой чертой уходящего вправо и влево за горизонт. Перед ним простирался океан, голубые волны с солнечными блестками и с белыми мазками бурлящей пены.

Он двинулся вперед по шуршащему песку, постепенно глаза его освоились с разлитым в воздухе солнцем, и он увидел Сару.

Она

сидела в пестром шезлонге под пальмами, рядом на песке стоял элегантный пастельных тонов кувшин.

Воздух был с привкусом соли, и дыхание океана разбавляло прохладой зной на берегу.

Заслышав шаги, женщина встала и протянула руки навстречу Вебстеру. Он подбежал, стиснул протянутые руки и посмотрел на нее:

– Нисколько не состарилась. Такая же прекрасная, как в день нашей первой встречи.

Она улыбнулась, ее глаза лучились:

– И ты, Джон… Немного поседели виски. Это тебе даже к лицу. Вот и все.

Он рассмеялся:

– Мне скоро шестьдесят, Сара. Зрелость подкрадывается.

– Я тут принесла… Один из последних шедевров Бэлентри. Сразу станешь вдвое моложе.

Он крякнул:

– И как только Бэлентри не угробил половину Женевы своим зельем!

– Но этот напиток ему удался.

Она была права. Пьется легко, и вкус необычный – пьяняще-звонкий.

Вебстер придвинул к себе шезлонг и сел, не отрывая глаз от Сары.

– Красиво у тебя здесь, – сказала она. – Рендолл?

Вебстер кивнул:

– Уж он отвел душу, так разошелся, что я его еле остановил. А эти его роботы! На что он шальной, так они еще хлестче!

– Зато какие великолепные вещи делает! Оборудовал для Квентина марсианскую комнату – это что-то неземное!

– Слышал, – сказал Вебстер. – Мне он непременно хотел отделать кабинет под уголок космоса. Дескать, самая лучшая обстановка, чтобы посидеть поразмышлять. Даже обиделся, когда я сказал, что не надо.

Глядя в голубую даль, он потер левую руку большим пальцем правой. Сара наклонилась и отвела палец в сторону.

– До сих пор не избавился от бородавок, – заметила она.

– Ага, – ухмыльнулся он. – Можно свести, да все никак не соберусь. Очень я занятой человек. Да и свыкся с ними.

Она выпустила его палец, и он опять принялся машинально скрести бородавки.

– Занятой человек, – повторила она. – То-то тебя давно не видно. Как книга подвигается?

– Можно садиться и писать. Уже размечаю главы. Сегодня проверял последний пункт. Хочется ведь, чтобы все было точно. Побывал в одном месте глубоко под землей, это под старым зданием Управления Солнечной системы. Какая-то оборонительная установка. Оперативный центр. Включаешь рубильник – и…

– И что?

– Не знаю, – ответил Вебстер. – Надо думать, что-нибудь достаточно эффективное. Не мешало бы выяснить, да не могу себя заставить. Столько копался в пыли последние двадцать лет, больше сил нет.

– Я смотрю, ты что-то приуныл, Джон. Как будто устал. С чего бы это? Не вижу причин,

ты у нас такой энергичный. Налить еще?

Он покачал головой:

– Нет, Сара, спасибо. Не то настроение. Мне страшно, Сара, страшно.

– Страшно?

– Эта комната… Иллюзии. Зеркала, которые создают иллюзию простора. Вентиляторы, которые насыщают воздух брызгами соленой воды, насосы, которые нагоняют воду. Искусственное солнце. А не хочется солнца – щелкни рычажком, и вот тебе луна.

– Иллюзии, – произнесла Сара.

– Вот именно. Вот все, что у нас есть. Нет настоящего дела, нет настоящей работы. К чему стремиться, для чего стараться? Вот я проработал двадцать лет, а закончу книгу – кто ее прочтет? Потратить на нее немного времени – вот все, что от них требуется. Куда там! Зайдите, попросите у меня экземпляр, а если недосуг, я и сам буду рад принести, лишь бы прочли. Никто и не подумает. И стоять ей на полке рядом со всеми прочими книгами. Так какой мне от этого толк? Что ж, я тебе отвечу. Двадцать лет труда, двадцать лет самообмана, двадцать лет умственного здоровья.

– Знаю, – мягко сказала Сара. – Все это мне известно, Джон. Последние три картины…

Он живо повернулся к ней:

– Как, неужели…

Она покачала головой:

– Нет, Джон. Они никому не нужны. Мода не та, реализм – это старо. Сейчас в чести импрессионизм. Мазня…

– Мы слишком богаты, – сказал Вебстер. – У нас слишком много всего. Мы получили все – все и ничего. Когда человечество перебралось на Юпитер, Землю унаследовали те немногие, которые на ней остались, и оказалось, что наследство для них чересчур велико. Они не могли с ним справиться, не могли осилить. Думали, что обладают им, а вышло наоборот. Над ними возобладало, их подчинило себе, их подавило все то, что им предшествовало.

Она протянула руку, коснулась его руки:

– Бедный Джон.

– От этого не отвертишься, – продолжал он. – Настанет день, когда кому-то из нас придется взглянуть правде в глаза, придется начинать с начала, с первой буквы.

– Я…

– Да, что ты хотела сказать?

– Я ведь пришла проститься.

– Проститься?

– Я выбрала Сон.

Он быстро, испуганно вскочил на ноги.

– Что ты, Сара!

Она рассмеялась, но смех был насильственный.

– Присоединяйся, Джон. Несколько сот лет… Может быть, когда проснемся, все будет иначе.

– Только потому, что никто не берет твои картины. Только потому…

– Именно потому, о чем ты сам сейчас говорил. Иллюзии, Джо. Я знала, чувствовала, просто не умела до конца осмыслить.

– Но ведь Сон – тоже иллюзия.

– Конечно. Но ты-то об этом не будешь знать. Ты будешь воспринимать его как реальность. Никаких тормозов и никаких страхов, кроме тех, которые запрограммированы. Все очень натурально, Джо, натуральнее, чем в жизни. Я ходила в Храм, мне там все объяснили.

– А потом, когда проснешься?