Город
Шрифт:
Он выходит на каштановый бульвар, прогуливается под косматыми, темными и мокрыми кронами. Воздух упругий, свежий и влажный. Пахнет листвой и талым снегом.
Спиной он вдруг чувствует движение и, обернувшись, видит, как из-за угла прямо на него несется огромная собака. Она не пугает – это радостный колли, с улыбающейся мордой и развевающейся бело-рыжей гривой.
Артем успевает сесть на скамейку – и тут же на него обрушиваются мокрые худые лапы, влажная шерсть, он даже сквозь перчатки чувствует тепло собачьего тела. Пес шумно дышит и активно вылизывает
А потом колли чуть отступает назад, смотрит умными и веселыми карими глазами и говорит, – Извините.
Мелодичным девичьим голосом.
Чего? – сдуру переспрашивает Артем.Извините, – повторила, поднимаясь позади собаки, девочка, – Я с ним не справляюсь.
Колли радостно ухмыляется.
Да уж, куда ей с ним справиться – девочка совсем невысокая и такая худенькая, что это даже под семью слоями одежды видно. Еще она смуглая и черноволосая, с острым носиком и живо блестящими глазами. Черное пальто ее безнадежно запачкано, из-под шарфа, вместе с кокетливым локоном, выглядывает веточка. Артем осторожно ее снимает.
Наверное, она все-таки не ребенок. Может, лет 17. Или скорее 12-13? – думает он.
Артем вежливо подвигается и девушка садится рядом. Огромный колли пытается взгромоздиться ей на колени. Хозяйка и Артем не слишком удачно отбиваются. Собака, ничуть не обидевшись и, кажется, даже довольная результатом, садится у их ног. Всё кругом в отпечатках лап.
Артем думает, что чисткой тут не отделаться, придется стирать. Стирать пальто, господи помилуй!
Девушка выуживает из кармана пачку сигарет и закуривает.
Артем смотрит на смуглую щеку в ярких капельяках грязи, освещаемую огоньком, и с интересом спрашивает, – Сколько тебе лет?
Девушка поперхнулась дымом и смехом.
– Курить мне можно, если ты об этом.
Артем пожал плечами, – Интересно было. Он так тебя волочил…Я в первый миг подумал, это пес сказал «извините».
– Она. Собака.
Девушка пару раз сосредоточенно затянулась и отшвырнула сигарету. Огонек пролетел изящной дугой и, едва коснувшись земли, исчез, потухнув.
– Ладно. Мне на работу пора. Увидимся.
И , не дав Артему времени толком попрощаться, встает и свистит псу.
– Увидимся, – растерянно говорит Артем им вслед.
Он сидит еще немного на скамейке и думает, что завтра надо придти сюда в это же время. Вообще, надо чаще здесь гулять. Приятные встречи случаются.
Потом Артем встает и с чувством чуть-чуть болезненной теплоты в груди идет домой. В квартире он первым делом смотрит на часы и записывает время – 6 часов утра. Затем варит кофе, громоздит на стол кипу Клаусовых газет и начинает их перебирать. Но интересуют его сейчас вовсе не похищения. Артем ищет адреса редакционных коллегий – нужна работа.
Как выяснилось, в Городе выходило всего три постоянных периодических издания. Самым забавным была «Искра», с восхитительной непосредственностью сочетавшая качества рекламного буклета и подпольной листовки. На одном развороте можно было видеть слева – рекламу продукции местного
Следующим шел «Еженедельный журнал», довольно пресное, но по-своему уютное чтение для благополучных бюргеров и домохозяек. К своему удивлению, рядом с рецептами пирогов и сплетнями о делах ратуши, я обнаружил весьма странную рубрику «Лунатики». В ней – из номера в номер! – печатались письма читателей с забавными историями о том, куда и как они забредали во сне. То ли действительно многие в Городе страдали лунатизмом, то ли это был такой своеобразный юмор – оставалось неясным. В «Еженедельный журнал» я тоже решил наведаться.
Наконец, был еще «Вестник ратуши» – тяжеловесное, самодовольное издание на плотной бумаге высшего качества, к сожалению, испачканной скучнейшими вестями с фронтов местной биржи и описанием политических дрязг. Туда я решил идти только в самом крайнем случае,если не удастся устроиться хотя бы докером.
Записав адреса редакций, я как мог отчистил пальто и, оставив его сохнуть, пожарил яичницу. За окном из влажной весенней ночи встал хмурый пасмурный день. Небо было практически белым, только с легкими мазками пепельно-серого. Казалось, острые крыши города открываются в пустую скучную бесконечность. И капель стихла – всё каким-то чудом успело растаять. Воспоминание о мокрой листве, таинственном свете фонарей и черном локоне, выглядывавшем из-под шарфа, стремительно меркло.
Выйдя из квартиры, я увидел под дверью лист бумаги, как видно, вставленный между створками. На нем было напечатано только имя – Маседонио Фернандес. Больше ничего. Листок я аккуратно сложил и убрал в сумку – и отправился в «Искру».
Редакция располагалась на улице Фельдшерской, дом 1. Это было за каналом, на северной, удаленной от моря стороне города. Здесь я еще не бывал.
Пустой трамвай быстро довез меня по серым улицам до набережной, носившей приятно-провинциальное имя «Ивовой». Через узкий канал перекинут прямой деревянный мостик с медными шарами на ограде.
А берега как будто принадлежат к разным мирам. С южной стороны, где я вышел – облицованная темным булыжником набережная и дома в серо-розовой гамме, покрытые чуть серебрящейся, навсегда въевшейся коркой морской соли.
С севера берега пологие, илистые, заросшие высоким тростником и кустарником. За голыми ветвями темные силуэты низких домов, железные крыши украшены флюгерами в форме петушков. А над крышами – бесконечное белесое небо. Где-то далеко в небо уходит узкая и черная фабричная труба. Дыма нет.