Город
Шрифт:
— Не сможете? — переспросила она. — Ну давайте, я вас провожу.
— Хорошо, — мужчина встал, пошатываясь, и Айрис подумала, не пьян ли он.
Но спиртным от него не пахло. Может, он просто сильно переохладился, да еще и шок от нового места…
Девушке пришлось взять его под руку и вести до самого приюта в Городе Весны.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Килш Куран, — ответил мужчина после минутной паузы. Вид у него при этом был такой, будто он и сам пытался припомнить, кому принадлежит это имя. Как если бы назвал какую-то улицу, по которой прошелся один раз давным-давно, а теперь пытался вспомнить,
— А меня Айрис, очень приятно, — сказала она, украдкой его оглядывая. Все же, ей казалось, что раньше они встречались. Хотя, девушка была уверена, что среди ее знакомых не было никого с подобной внешностью, она бы запомнила такое интересное лицо.
У дверей приюта она улыбнулась:
— Ну вот, мы и пришли. Удачи вам!
— Спасибо! — кивнул мужчина.
Она развернулась, чтобы уйти, но Куран ее окликнул:
— Подождите!
— Да? — она остановилась.
— Вы работаете в этом кафе?
Айрис кивнула.
— Ну, тогда, может быть, еще увидимся.
Она развернулась и пошла назад. Впервые за долгое время на душе у нее было легко и радостно.
Новой встречи она ждала с нетерпением. Несколько раз Айрис даже порывалась пойти в приют, но логика подсказывала, что Килшу наверняка уже выделили место для жилья. Искать его по улицам Города она не пошла, что стоило ей больших усилий. Правда, ее и без того долгие прогулки по Городу еще удлинились. Но себе она говорила, что это ничего не значит. Чистая случайность, да и только.
Они снова увиделись через неделю. Мужчина появился в кафе и сел за тот же самый столик. Айрис подошла к нему с меню:
— Как устроились? — спросила она. — Все нормально?
— Нет, — отрезал тот. — Ничего нормального в таком положении вещей я не вижу. У меня все болит, почти всегда. Я хочу то есть, то пить, а то… и еще хуже. Мое тело постоянно требует чего-то, даже сейчас у меня чешется плечо!
— Так почешите! — миролюбиво предложила Айрис.
— Почешите? — возмутился Куран. — Я, конечно, могу его почесать, но ведь тогда выйдет, что я иду на поводу у своего тела! Оно диктует мне, что делать и чего не делать, оно заставляет меня терять треть времени на никому не нужный сон…
— Ну, не скажите… — вздохнула Айрис. — И во сне есть свои положительные стороны, там иногда можно встретиться с удивительными существами…
— Я бы предпочел встречаться с этими существами бодрствуя, — изрек посетитель, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — И принесите мне чая!
— Какого? Черного, зеленого?
— Мне все равно, я просто пить хочу! — буркнул мужчина и отвернулся.
Айрис пожала плечами и ушла за заказом. Она, к счастью, обладала достаточно пофигистичным характером, чтобы не принимать всерьез наезды посетителей, в кафе она и не такого навидалась. Тем более она чувствовала легкую эйфорию — заинтриговавший ее человек снова пришел в кафе. Возможно потому, что она ему понравилась! Это предположение не очень-то вязалось с тем, как он себя вел с ней, но, может, у него просто были очень плохие манеры. Девушка оглянулась и украдкой посмотрела на Курана. Тот сидел, скрестив руки на груди и уставившись в одну точку.
Но все же… Все же он был очень странным человеком. Да, она повидала грубиянов на своем веку, но остальные были просто грубиянами или психами, а этот… этот будто был очень недоволен, причем, недоволен не тем местом, где
И это было странно. Дело в том, что в Город попадали, ничего не помня о своей прежней жизни. Все навыки и умения, которыми человек обладал до того, как очутиться в Городе, сохранялись за ним, но как и где он всему научился, оставалось для него загадкой.
Такое положение дел приводило к тому, что большинство принимали себя такими, как есть, не страдая рефлексией оттого, что умеют прекрасно вытаскивать кошельки из карманов или же выкапывать трупы на кладбище по ночам. Даже если человек (или же иное существо, оказавшееся неведомым образом в этом гостеприимном месте) обладал наистраннейшими привычками, их странность он никак оценить не мог, так как не помнил эталонов для сравнения.
У одного психолога, жившего в Городе, даже была теория, что сюда попадают люди, замученные совестью. Потеря памяти служила прекрасным способом избежать душевных терзаний.
Атмосфера в Городе из-за этого была очень терпимой (ко всему, кроме плохой поэзии — терпимость к плохой поэзии могла привести к смертельному исходу).
Точно так же обстояло дело не только с душевными странностями, но и с физическими — чтобы считать себя уродом, нужно помнить, как выглядит этот самый урод, и знать, что из себя представляет идеал. Конечно, некоторые недостатки приносили массу неудобств, но никто особенно не страдал из-за них, принимая их как должное. Получалось, что все странности и особенности были следствием чего-то, произошедшего в прошлом, но, так как этого прошлого никто не помнил, раскаиваться было не в чем. Никогда еще не было такого, чтобы кто-то оказался недоволен своей внешностью или характером, попав сюда. Их просто принимали, как должное.
Куран вел себя совершенно иначе. К тому же, Айрис все не покидало ощущение, что они уже где-то встречались.
Она принесла своему странному клиенту чайник и чашку.
— Спасибо, — буркнул тот, — сколько я вам должен?
— За счет заведения, — улыбнулась Айрис, удивив саму себя. Ничего подобного она секунду назад говорить не собиралась. Все так же удивляясь сама себе, она продолжила:
— Можно я с вами посижу?
К счастью, было утро, и в кафе почти никого не было.
— Можно, — разрешил Килш Куран, раздраженно смахивая попавшую в глаза длинную черную челку. — Если вам уж так этого хочется, то садитесь. И называйте меня на «ты», ради… всего святого. Мы же уже давно знакомы.
Айрис удивленно кивнула — она сама не назвала бы их знакомство давним, виделись-то они только один раз.
Мужчина пришел и на следующий день. И на следующий. Он был груб, он жаловался на судьбу, закинувшую его непонятно куда, он говорил с Айрис так, будто она была жалкой букашкой. И при этом, Айрис в его обществе забывала о странной и требовательной пустоте внутри. И она не могла понять, почему. Килш временами глядел на нее так, будто ненавидел всей душой. Но через секунду он забывал о ненависти и начинал рассказывать ей о своем одиночестве. А потом он печально улыбался и начинал описывать невиданные картины: города, которых никто здесь не помнил, пустыни, дворцы и сады. А затем он обвинял ее в странных грехах, как будто словами пытался отомстить за давно причиненную боль.